Вокруг света 1972-10, страница 20

Грязь чавкала под ногами. Всюду валялись поломанные деревья. Почти со всех хижин сорвало крыши. Но люди дружески мне улыбались, и с моей души спал камень.

На месте моей хижины громоздилась груда развалин, но, к моему облегчению, под полиэтилен вода почти не попала. За пару часов солнце все подсушило. Я чувствовал себя совершенно разбитым, но для намба, судя по их поведению, все это было привычно.

Такие климатические капризы — обычная вещь на Малекуле, и это одна из причин, по которой чужеземцев сюда не тянет. Да и сама территория острова настолько труднодоступна, что все это обеспечило островитянам — особенно в глубине острова — надежную изоляцию от внешнего мира. А изоляция послужила причиной того, что здесь сохранились традиционные племенные обряды, первобытная меланезийская культура. Желание изучить эту культуру и привело меня в Лендомбвей, ритуальный центр племени малых намба. '

От нашей базы в деревне Лава на юго-западном побережье до Лендомбвей напрямую шестнадцать километров. Но, попробуйте пройти здесь напрямую! У намба дорога занимает часов семь-восемь. Для меня же эта «прогулка» превратилась в двухдневный бой с горами.

Лишь на следующий день мы увидели в чаще леса пару хижин. Итак, я был у цели — первый чужак, который добрался до Лендомбвей. Хижины деревни разбросаны в зарослях, покрывающих сравнительно ровный склон горы. Нас тоже заметили, и трое сельчан вышли, улыбаясь, нам навстречу.

Илабнамбинпин в торжественном наряде вождя встречал нас на деревенской площади. Наверное, я показался ему особой весьма малозначительной: лоб мой не опоясывал ремешок, за который так удобно заткнуть трубку, мои уши не украшали ни черепаховые серьги, ни даже деревянные палочки, вокруг моих бедер не обвивался широкий пояс из коры или кожи, который придерживает намбу. Да и самой намбы на мне не было!

Мои грязные ботинки не шли ни в какое сравнение с его голубыми кедами и красно-белыми гольфами. (Позднее я узнал, что гольфы и кеды он надел, чтобы подчеркнуть торжественность приема и тем сделать нам приятное.)

У меня чесались руки схватить фотоаппарат, но я некоторое время стойко боролся с искушением, ибо взял себе за правило не фотографировать никого до тех пор, пока не проведу с этим человеком несколько дней. Но Илабнамбинпин был настолько хорош со своей благосклонной улыбкой доброго дедушки, что я, не выдержав, нарушил собственное правило.

Пока Илабнамбинпин добродушно глядел на меня, я расстегнул футляр и наставил объектив на него. Хотя вождь вряд ли когда до того видел фотоаппарат, держался он с огромным достоинством. Когда я щелкнул затвором, он рассмеялся.

— Чего он смеется? — спросил я с беспокойством одного из носильщиков.

— Показать дружбу, — отвечал тот.

Вождь смеялся каждый раз, когда мы встречались. Я ему все-таки очень понравился. Не знаю, чем это объяснить, ведь мы даже поговорить толком не могли: он не знал ни слова по-английски, а я — на языке малых намба.

Илабнамбинпин — человек в племени весьма уважаемый. Он владеет большим количеством сви

ней и всегда жертвует их по случаю любого празднества. Кроме того, он заплатил свиньями за вступление в тайное мужское общество ниманги. Ни-манги — общество с четко выраженной иерархией, и каждый мужчина, который хочет добиться в племени положения, должен быть членом ниманги. Официально он не имеет права навязывать другим свою волю, но место в ниманги придает его взглядам такой вес, что его мнения спрашивают по любому поводу.

Англо-французская администрация (а всем архипелагом Новые Гебриды управляют совместно Англия и Франция), учитывая вес Илабнамбинпина в племени, присвоила ему титул «заседателя». Это значит, что он имеет право сидеть рядом с судьей во время судебного разбирательства, а тот должен с ним консультироваться по всем вопросам, касающимся людей его племени. Впрочем, договориться им по причинам, приведенным выше, трудно. Да намба и не обращаются в этот суд-

Дружба с вождем облегчила мне изучение жизни племени. Как и большинство меланезийцев, малые намба испытывают к белым недоверие. Только благодаря Илабнамбинпину я смог принять участие в церемонии — табу.

Будничная жизнь в деревне Лендомбвей крутится в основном вокруг огородов, полей, починки заборов, охраняющих поля от диких свиней. Мужчины, вооруженные луками, ходят в лес, охотятся на диких свиней, голубей и летучих лисиц.

Bce/v^ необходимым деревня обеспечивает себя сама и может свободно обойтись без внешнего мира. Тем не менее сельчане знакомы и с новогебридскими франками, и с австралийскими долларами, которыми платят рабочим на прибрежных плантациях, и с раковинными деньгами с острова Ауки, которые в ходу у жителей побережья. Но у самих намба признается лишь одна валюта — свиньи с большими, загнутыми клыками. (Когда поросенку исполняется год, ему выбивают верхние резцы, и тогда нижние клыки вырастают большими и загнутыми.) Свиньями платят за все, что в жизни важно, — за жену, за место в иерархии ниманги.

Меня интересовали, кроме всего, поверья намба и то место, которое занимают в их обществе колдуны и шаманы. Намба боятся всего, что представляется им сверхъестественным. Они верят, что души предков и множество других существ с того света вызывают все, что намба не могут объяснить: внезапную смерть, бури, неурожай. Колдунов здесь называют «людьми табу», или «повелителями ядов» и всячески стараются не портить с ними отношения.

Но влиятельные на первый взгляд «повелители ядов» сильно ограничены в своем социальном положении. Я убедился в этом в Ябгатассу, деревушке с двадцатью жителями недалеко от Лендомбвей. До нас дошел слух, что в Ябгатассу без видимой причины умерла девятилетняя девочка. Такую смерть никто из намба не считает естественной. Отец ребенка обвинил в убийстве местного «повелителя яда». Через три недели после смерти девочки самые уважаемые мужчины со всей округи собрались в Ябгатассу, чтобы учинить суд и расправу. Илабнамбинпин взял меня и Метака с собой.

Мы пришли в Ябгатассу, когда большинство людей уже было на месте. Многие привели с собой семьи, так что всего собралось человек восемьдесят.

Метак представил меня нескольким мужчинам, в том числе и отцу девочки. Обвиняемый — пожилой человек по имени Биало— стоял тут же, опираясь на палку. Он выглядел усталым и печальным. Биало тоже было подошел ко мне поздороваться, но его

18