Вокруг света 1972-10, страница 76

комнату, где стоял у него токарный станок, или в соседнюю, занятую широким плотницким верстаком, работал руками час-другой до обеда и возвращался в кабинет. Здесь Даль совершал свое последнее странствие, во время которого он перетасовал многие тысячи словарных карточек и открыл... Россию. Недаром же он был од-лим из основателей Русского географического общества и членом-корреспондентом Российской Академии наук!

Последнее странствие Владимира Даля удивительно уже тем, что :каждый из нас может пройти вновь весь этот неближний путь. Начинается он не словом, всего •только буквой. Разумеется, буквой А, которую не следует пропускать, потому что даже тут, сделав первый шаг, неторопливый путник узнает, например, как говорят жители Средней России и чем отличен их говор от иной славянской речи, украинской или, скажем, польской.

А там, через несколько страниц, зашумит по болотам аир — «ир, касатик, сабельник татарский, пищалка, лепеха, лепешка (ошибочно — лир)»; и появятся вдруг аисты — просто аист и черный аист, и аист сибирский, и мало кому известная каспийская рыба аист. В ночном небе проступит Ба-кеева дорога, она же Батыева, как звали, а может, и сейчас зовут на Тамбовщине Млечный Путь.

А еще дальше, где-то в середине второго тома, стеною встанет лес — заповедный и строевой, и красный хвойный лес, и черный лиственный; выступят из чащи дуб, ильм, ясень, липа и береза; попутно будет выяснено, и с пол-.ной достоверностью, что осина идет на ложки и чашки, вяз на санные полозья, а ветла на дуги.

Но что же, все лесом да лесом! Вон уже (см. том четвертый) открылись степи, которые «поросли ковылем, что и почитается принадлежностью степей». Там есть «степное марево, являющее призрак вод, лесов и городов», есть травы — степной зверобой, называемый еще кнафлик и семилист-ник, а также калмыцкий ладан или бирючьи ягоды. В травах гуляет степная птица стрепет и, конечно, «кони в степи, во степу пасутся». Впрочем, они пасутся здесь всюду, под словом конь и под словом лошадь, а из-под слова масть выбегает целый табун — вороная, каряя, караковая, подвласовая, рыжая, бурая, игреняя, гнедая, каурая, саврасая, соловая, буланая, калюная, розо

вая (!), сивая, мышастая, чалая, полово-серая, мухортая, пегая, чубарая и еще столько же разномастных лошадок, каких теперь, наверное, нигде и не встретишь, разве что в Далевом словаре.

Однако довольно перелистывать страницы. Это было только приглашение в путешествие, которое любой из нас может совершить сам, от статьи к статье, от аза до ижицЫ\ на что понадобится, вероятно, год или два. Совсем немного, если вспомнить, что на подготовку и на само странствие Даль положил всю свою жизнь. А может быть, он просто прожил ее дважды?

В самом деле, вот он достает листок плотной бумаги, на котором написано: «шкеры ж. мн^, шхеры и шеры, швдс, островитый берег, морское прибережье, густо усеянное островками, с тесными проливами, проранами». Не значило ли это, что он снова шел в густом тумане на бриге «Феникс» у береговых скал Швеции? Снова поднимались со всех сторон тридцать два ветра, по числу компасных румбов. Даль называл их по-голландски, как говорят во флоте: норд, норд-норд-ост, зюйд-вест; и по-русски, как говорят мезенские и архангелогородские поморы: север, меж-севера-полуночник, ша-лоник. Среди других не забыл он помянуть «...ураган, квкз. бора... жестокий, сильный ветрища». Да и как забыть этот ветер тому, кто штормовал под парусами у берегов Кавказа!

Наверное, можно рассказать всю жизнь Даля, выбрав и соединив подходящие цитаты из Толкового словаря. Но нет, нельзя. Даже его жизнь, на диво обильная встречами, событиями и трудами, неразличима в этом словесном скопище. Подумайте, ведь каждое слово — это мысль или чувство, или образ, или понятие. Они обрушиваются на нас в те считанные минуты, пока взгляд наш скользит вдоль словарного столбца. Всего лишь слова... Из них составлены «Домик в Коломне», «Шинель», «Записки охотника», «Фрегат «Паллада», «Преступление и наказание» и все книги, те, что были, и те, что еще только будут написаны на русском языке. Слова! А в них заключены опыт, знание, память бесчисленного множества людей, прошлое, будущее — целый мир, который сто лет назад собрал и обстоятельно расположил в азбучном порядке удивительный путешественник и великий лексикограф Владимир Иванович Даль.

Ю. ПОЛЕВ

амыми тяжкими своими страданиями дикая лошадь, как это ни парадоксально, обязана своей свободе. Можно сказать, что человек, для которого полная свобода всегда остается недосягаемой, не хотел примириться с тем, что существует животное, обретшее ее почти в полной мере. Это породило глухую зависть и даже вражду. А может, все дело в легкости поимки и безнаказанности?.. Ни на одно животное не охотились в Америке с такой рассчитанной жестокостью, как на диких лошадей. Бизонов стреляли тысячами, но ведь, в конце концов, их просто стреляли. Лошадей же не просто истребляют, их перед этим обрекают на долгие мучения.

Поселок Грейстаун в штате Колорадо вы ни за что не отыщете на карте. Население его состоит из двух человек, а из построек имеется одно-единственное здание, приютившее почту, магазин, заправочную станцию и жилье. В поселке обитает семья Мантл. С главой семьи, составляющим половину населения Грейстауна, мы договорились съездить посмотреть на мустангов. В лошадях он знает толк, в том числе и в диких, ведь он с детства гонялся за ними верхом по прериям. Он сказал, что с удовольствием повезет меня на Дуглас-маунтин.

До XVI века в Северной Америке лошадей не было. Их привезли с собой европейцы. Поначалу индейцы боялись лошадей и убивали отставших. Потом убедились, что конина годна в пищу. И наконец сами стали ездить-верхом.

Предки первых американских лошадей родились в пустынях Аравии и Северной Африки: горячие мавританские лошадки попали в Испанию во время арабского завоевания. Как отмечает Хоуп Райден в своей книге «Последние дикие лошади Америки», испанцы создали из них новую породу. Этих быстроногих приземистых лошадей андалузской и берберской пород и назвали мустангами.

Теперь, по прошествии трех веков, ни о какой чистоте кровей говорить не приходится. Множество самых разнообразных лошадей — кавалерийских и тягловых — в разное время теряли, крали, выменивали, выигрывали и продавали во все концы американских прерий, и все они рано или поздно, в битвах или грабе-

74