Вокруг света 1975-07, страница 62

вал на верхней Пинеге, но этого места себе не представляю. Речка, как речка, течет в высоких цветочных берегах, трава по пояс, жаворонки в небе, кой-где осина, ива, березняк; на горизонте бродят идиллические стада, а в тихих омутах удят рыбу деревенские ребятишки — окунь, сорога, елец...

Чем ближе к верховьям, тем уже русло и больше пены — верный признак того, -что вода еще будет прибывать. Катер идет вдоль огромных, нависших над рекой штабелей бревен. Скоро их скатят вниз, и бревна поплывут к запани, а оттуда в Архангельск на лесопильные заводы... Мимо пролетают берега — две тугие размашистые косы с вплетенными в них деревьями и кустами. Вылетают из-за поворота рыжие кручи, глухие ельники, зеленые пожни с тихими озерцами и одинокие замшелые избушки — приюты сплавщиков и пастухов.

Пойма открывается неожиданно. Я даже не сразу сообразил, что это и есть то самое место, о котором говорил Епифанов. Летом, когда я плыл на лодке, здесь были крутые песчаные откосы, увенчанные густыми шапками зарослей; на них приходилось смотреть, задрав голову.

Сейчас мы лавируем среди этих зарослей, И кругом острова, острова. По колено в воде стоят сумрачные ели и осинки, трещат голые верхушки ивняка — бьет, заливает его наша волна, На первый взгляд все остается на своих местах: и вода, и кусты, и деревья. Но где Пинега, где фарватер?

Капитан Морев в растерянности. Он впервые в верховьях и никак не может сориентироваться: нет прежних створных знаков. Штурвал принимает опытный Володя Визжачий. Не сбавляя скорости, катер обходит деревья и пни, таранит кусты. Нужно срочно найти пару подходящих лесин, чтобы прибить к ним навигационные знаки. Иначе, чего доброго, караван угодит прямо в лес.

На одном из островков, где посуше, мы вбиваем столб, укрепляем на нем два белых щита. Один обращен назад, к створу, который уже пройден; другой нацелен вперед, на избушку — там предстоит новая работа. Но это только издали кажется, что избушка, на самом деле нечто вроде старообрядческой часовни. Фундамент ее наполовину повис над обрывом, обнажая черные прогнившие бревна, и трудно сказать, какие силы удерживают ее на земле.

Но нам некогда рассматривать «богово место». Мы ставим новый столб со щитом, утрамбовываем землю вокруг него и спешим дальше — до «финиша» добрых шесть часов хода.

Взгляд тонет в сумасшедшем разгуле воды. Половодье не пощадило ни створы, ни совхозные поля с нежными заплатами озимых. Там, где раньше бродили стада, плывут ящики, бревна, лодки и даже сани. Залитый по кабину, стоит старенький «Беларусь». И кругом множество течений с резкими перепадами высот; иногда кажется, что мы плывем в гору.

В деревне Великая затопило баньки и амбары «на курьих ножках». Мы подплываем к какому-то складу, и я вижу, как два кладовщика прямо с крыльца бреднем ловят рыбу.

— Как жизнь?! — кричит им Володя Визжачий.

— Жисть — только держись! — смеются кладовщики, выхватывая из капроновой сетки здоровенных ельцов.

Ребята продолжают ловко орудовать топорами и баграми, и после нас, по пенному извилистому следу, остается стройный коридор белых и красных вешек. По этому коридору караван придет в Согру.

Сильно трясет, холодно. Трех-четырехбалльные волны бьют в борта катера и, кажется, вот-вот опрокинут его. С надрывом ревет мотор, падает скорость. Но это длится недолго. Стоило нам войти в маленькую бухточку, как все стихает. Тайга, словно ожесточившись, снова подступает к берегам, и река чувствует ее крутую узду — сникает, тускнеет.

— Ну... — Епифанов вытирает потное лицо и улыбается. — Вот и все!

Катер стоит на приколе у здания сельсовета в Согре, покачиваясь на белых волнах разлива. А мы сидим в баньке, которую «спроворил» местный речник-путеец, и наслаждаемся заслуженным теплом. Вдруг тишину нарушил сильный, требовательный гудок. Мы бросились к окошку.

Раскидывая на стороны белоснежные хлопья пены, к разливу шел флагман каравана — могучая по здешним масштабам самоходка, за ней — танкеры, грузо-теплоходы, буксиры, катера. В чистых широких окнах флагмана отражались деревья, избы, бегущие навстречу люди, застывшие на полях тракторы. И белая ночь над белой летящей рекой...

А. ХАЗА НО В, кандидат исторических наук

отца было три сына: два умных, а младший Иванушка-дурачок. Тяк во всяком случае, все думают поначалу. А затем выясняется, что младший брат во всех отношениях превосходит старших — он и умнее, и добрее, и благороднее. С помощью коня Сивки-Бурки он выходит победителем из всех испытаний, разбивает козни своих братьев-завистников, добывает в жены красавицу царевну.

Все эти сказки хорошо знакомы с детства. А взрослыми они давно уже записаны, изучены, каталогизированы и даже пронумерованы. Даже скучно становится: сказка об Иване-царевиче и Царевне-лягушке — сюжет № 402, сказка о Коньке-Горбунке — сюжет № 531, об Иванушке и Жар-птице — № 550 и так далее.

И не только в России, едва ли не во всем мире рассказывают

60