Вокруг света 1976-01, страница 52

— Нет, отец, нельзя!

Я запахнул шинель, стараясь побольше унести с собой домашнего тепла.

— Вот что, сынок! — вдруг строго сказал старик. — Я пойду с тобой. Тебе самому не отличить, где лед держит человека.

— А как же ревматизм?

Старик отмахнулся:

— Договорюсь с ним на печи!

Я отправился к Якубовскому. Он спал в штабной землянке батальона, опустив голову на карту, разложенную на столе. На карте уже была /прочерчена трасса между маяками Оюшновец — Кареджи. Я разбудил его и рассказал все, что узнал от старика. К моему удивлению, Якубовский выслушал меня довольно холодно.

— Тот вариант, который напрашивается со слов старика, удлиняет трассу, — сказал он, — и делает ее более уязвимой со стороны противника! Но не в этом суть! Трасса уже утверждена командованием фронта. Идите-ка лучше спать! Сейчас главное для вас выспаться перед завтрашней разведкой!

Рано утром 15 ноября при первых проблесках морозного дня я привел троих солдат к избе старика. Белесая мгла закрывала Ладогу. У берега видимость была получше, а дальше все тонуло в дымке. С озера тянул ветерок, выметая со льда на берег колючую поземку. Она слепила глаза, забивалась за ворот шинели и за голенища сапог. Старик, как мы условились, должен был подойти к перевернутой лодке. Мы ждали его, прячась от ветра за большим валуном.

Я еще раз проверил снаряжение. Компас, бинокль, карта, электрофонарик, линейка для измерения толщины льда — все было на месте и в исправности. На санках был уложен двухдневный запас продовольствия: сухари, рыбные консервы и по полселедки на человека. Наши продукты едва закрывали дно вещевого мешка. В нем в основном лежали вешки для обозначения пройденного пути и пешни для пробивки льда. А сверху к саням был привязан спасательный круг — один на пятерых, считая и старика!

Перед уходом из части я предупредил командира морской артиллерийской батареи, расположенной южнее деревни Коккорево, о нашем выходе на лед. Эта батарея вела огонь по вражеским позициям в районе Шлиссельбурга, а также держала под прицелом береговую полосу озера. Сигнальных ракет у нас не было. Я договорился с командиром батареи, что они нас опознают по количеству людей. А теперь, поджидая старика, подумал: а что, если кто-нибудь из нас провалится под лед? Тогда артиллеристы могут принять нас за фрицев и расстрелять из своих пушек? Я гнал эту мысль, но она тайком заползала в душу.

Старик спустился к нам с парусиновой котомкой за спиной и бамбуковым удилищем в руках. Выглядел он странно. У меня даже мелькнула мысль: уж не рехнулся ли он за ночь? Зачем ему удилище? Рыбу сейчас все равно не поймаешь! К тому же и шапка-ушанка, несмотря на ветер, была завязана у него на затылке! Единственное, что, казалось, было по погоде, — это валенки, подшитые кожей.

— Доброго здоровья, сынки! — поприветствовал он нас и сразу ступил на лед.

Солдаты с улыбкой посмотрели на меня. Я дал команду идти следом.

Шел старик довольно ходко, не остерегаясь. Отойдя метров триста от берега, я распорядился сделать первый замер. Солдат-плотник Василий Михайлов осторожно примерился пешней. Во взводе его почтительно называли дядей Васей. Он был чуть ли не вдвое старше меня. Родом дядя Вася был из-под Архангельска, в мирной жизни ставил избы, рубил баржи, чинил деревянные церкви. Он пришел в армию со своим топором и берег его пуще винтовки — даже спать ложился с ним. Большого труда мне стоило уговорить Михайлова оставить топор на берегу. Здесь, на льду, топор был ни к чему. Но зато пригодилось спокойствие дяди Васи и его по-аптекарски точный расчет, лунку он пробил так, что на лед не плеснулось ни капли воды.

Замер показал, что под нами около десяти сантиметров льда.

Пошли дальше спокойней, но вскоре берег исчез Bio мгле. Со всех сторон теперь была застывшая озерная гладь, словно огромный полированный каток. Я ориентировался по компасу и орудийной стрельбе справа, где был Шлиссельбург.

Лед под ногами стал лучиться трещинками.

— Ничего, сынки! — подбодрил нас старик. — Молодой лед гибок, трещинами пугает: трещу, да не рпущу!

И все-таки холодок пробежался по спине, когда мы делали следующий замер. С первого же удара из лунки выхлестнула желтоватая вода!

— Дядя Вася! — сказал Алексей Кирдяпкин. — Еще один такой удар — и твоего усердия нам больше не понадобится!

Кирдяпкин по профессии маляр. У него вывернута ступня правой ноги, из-за этого он с мукой надевал сапоги. Но у него всегда находилось веселое острое словцо, которым он умел снять напряженность.

Третью лунку Кирдяпкин пробивал сам, осторожно обстукивая ее по краям. А потом аккуратно поставил в нее вешку, чтобы сориентироваться по ней на обратном пути. Так мы продвигались часа полтора. Останавливались лишь для того, чтобы сделать очередной замер или нанести маршрут нашего движения на лоцманскую карту.

Но дальше толщина льда стала быстро уменьшаться. Замеры показали сначала восемь, затем шесть сантиметров. Мы почувствовали, что под ногами у нас перекатываются волны. Вдали лед упруго изгибался, словно Ладога под ним дышала. Старик сказал, чтобы мы растянулись в цепочку шагов на десять друг от друга. Я распорядился держать наготове веревки и спасательный круг. Старик постучал по льду бамбуковым удилищем и недовольно покачал головой. Потом подал мне знак остановиться.

— Перед Железницей, — сказал он, — должны быть промоины. — И стал напряженно вглядываться в потемневший лед.

Мы пошли за ним, осторожно ступая в след. Через несколько шагов старик вдруг повернулся назад, ностучгЬ: удилищем по тому месту, которое только что прошел. Наклонив голову, вслушался в звук. Он вслушивался долго и собранно — даже приподнял ухо шапки-ушанки.

Теперь мне стало ясно, зачем ему понадобилось удилище. Им старик распознавал толщину льда, внимательно простукивая подозрительные места.

— Напрямик к банке подойти нельзя! — подытожил он свои наблюдения. — Лед здесь совсем свежий.

Старик повел нас в обход. Я шел за ним, сверяя движение по компасу. Он делал неожиданные по

50