Вокруг света 1976-01, страница 54

ном. Когда мы вышли на ладожский берег,, в fpet шагах не стало видно идущего впереди ^ёловек^. Отряд, растянувшись в колонну по одному, мойча ступил на лед.

Ледовый покров окреп за два дня, но вешки, оставленные нами в первом походе, из-за тумана не пригодились. Пришлось снова идти по компасу. Старик и его молодой напарник шли все время впереди.

Мы благополучно прошли километров семь. Но у банки Железница нам пришлось задержаться: надо льдом торчал метра на полтора хвост со свастикой. «Мессершмитт»! Нос самолета ушел под воду, уткнувшись в отмель. «Быть может, тот самый, что убил брата старика», — подумал я.

Когда мы продолжили путь, Юра Кошелев, девятнадцатилетний связной, прыгая с тороса на торос, упал и проломил лед. К счастью, он провалился только одной ногой. (Подоспевший командир отряда Соколов помог ему выбраться.

— Я не промок! — оправдывался Юра. Больше всего он испугался, что его отправят с моей группой назад.

Это происшествие встряхнуло всех в отряде, напомнив об опасности.

Еще не кончились разговоры о «крещении» Юрки в Ладоге, как на горизонте показалась широкая темная полоса. Неужели вода? Только этого не хватало! Кто-то высказал мнение, что это вовсе не вода, а просто мираж.

Потом появилась новая версия:

— Это гладкий лед, замерзший при спокойной воде. Оттого и блестит!..

— Нет, товарищи хорошие! — заговорил вдруг рыбак помоложе. — Никакой это не мираж и нб гладкий лед. Это то, о чем мы вас предупреждали. Вода это! Тут всегда вода, будь она проклята!

В том, что рыбак прав, теперь уж никто не сомневался. И лед становился все тоньше.

В отряде сразу стало тихо. Передние остановились. Задние ускорили шаг и, поравнявшись с ними, молча смотрели на перекатывавшиеся впереди волны.

— Не собираться группами! — раздалась команда Соколова.

Командир разведки отвел офицеров вместе с проводниками в сторону и негромко спросил, обращаясь к старику:

— Скажите, вы твердо убеждены, что обойти эту воду ни слева, ни справа нельзя?

— Как вам сказать, — неторопливо ответил старик. — Думаю, не обойти! — Немного помолчав, он добавил: — Впрочем, кто его знает! Может, и перехватило где-нибудь? Всяко может быть. Зима нынче ранняя, попробовать надо!

— Не обойдешь ты ее нигде! — взорвался рыбак помоложе. — Морозов-то больших не было, а здесь протока, долго не замерзает. Бывает, иной год даже после крещения везде лед аршинный, а тут, глядь, опять вода! В ноябре же и ходить нечего! Напрасно себя измучаем. Отдохнуть надо да заворачивать, чтоб засветло домой поспеть!

Старик поморщился то ли от слов своего напарника, то ли от боли в пояснице.

— Ну хорошо, — сказал Соколов проводникам. — Покурите, а мы подумаем!

— Да, товарищи, положение серьезное! — мрачно сказал он. — Будем искать обход. Старик сделал свое дело, теперь наш черед!

Часа через полтора Соколов со Смирновым нашли на фарватере небольшую перемычку. Но лед там гнулся, как пленка, и звенел, как стекло.

что, если по-пластунски на лыжах? — вы-] Смирнов. — Я самый худой в отряде.

МожеФ, проскочу!

Мы везли с собой на санях несколько пар лыж. Иван выбрал одну пару и, связав ее, лег на лыжи лицом вниз. Юрка Кошелев стал проситься с ним: «Я еще легче!» Но Соколов прикрикнул на него:

— Смотри, Юрка, больше не вытащу!

Смирнов осторожно оттолкнулся руками, как тюлень ластами. Лыжи жестко заскользили по шершавому льду. Видно, мороз недавно схватил здесь гребешки волн.

Мне вспомнилось, как Иван писал ночью письмо в Саратов, надеясь разыскать жену с двумя детьми. А кто его разыщет, если он провалится в эту пучину? Сквозь лед было видно, как под тяжестью Ивана со дна подымались пузыри.

Дорого далась ему эта переправа! Уже поднявшись с лыж на другой стороне фарватера, он долго не мог сойти с них на лед. Не из-за страха, просто не было больше сил. А когда Иван встал наконец на ноги, Соколов выстрелил в воздух. Это был сигнал всему отряду: переправа нашлась!

— Сынки! — сказал старик. — Завтра мы попробуем настоящего хлеба в Кобоне. За протокой должен быть крепкий лед!

Моей группе пришлось дважды форсировать фарватер. Второй раз — ночью, на обратном пути на западный берег. Надо было срочно доставить командованию разведданные о переходе фарватера.

Старик пошел дальше с отрядом Соколова на восток, предложив мне взять проводником молодого рыбака: «Он ночью видит как кошка!»

Рыбак и вправду быстро отыскивал вешки, оставленные нами на льду. Сделать это было нелегко. Небо было звездное, но луна не взошла.

Когда, по моим расчетам, мы подошли к фарватеру, рыбак вдруг остановился:

— Я не вижу вешек, командир!

Действительно, ничего нельзя было разглядеть,

кроме черного льда да слабо мерцавших звезд. Я подал команду определить толщину льда. При свете фонарика солдаты быстро провели промер. Он показал, что это только что замерзший лед.

Как быть? Не ночевать же на льду при ветре и морозе? Мы все превратимся тогда в ледышки. Надо двигаться, чтобы не замерзнуть.

Я заметил, что небо на севере стало светлеть. Никто из нас не мог сразу понять, в чем дело.

— Это, наверно, восходит луна? — спросил я у рыбака.

Он присмотрелся.

— Нет, это что-то другое!

На небосклоне появились мерцающие полосы. Они становились все шире и ярче. Потом вдруг заколыхались. Еще недавно Ладога казалась нам черной ледяной пустыней, а теперь она ожила, наполнилась синим, сиреневым, зеленым рассеянным светом.

— Да ведь это северное сияние! сообразил я наконец.

— Видно, так! — согласился рыбак. — Но я за свою жизнь не помню у нас такого чуда. Слыхал только от старика, что это к большой стуже!

Мы едва волочили ноги, но мерцающие всполохи в небе помогали нам находить вешки и вселяли надежду. Мороз крепчал с каждым часом и наращивал лед.

«Как там старик? — подумал я, выйдя на берег. — Хватит ли ему печного тепла, чтобы отогреть свой ревматизм?»

Литературная запись О. ЧЕЧИНА

52