Вокруг света 1976-03, страница 50

рия — взаимный страх внезапного нападения.

В наши дни, правда, нападения случаются очень редко, а еще не так давно они были обычным явлением... Почти всегда нападающей стороной были лесные люди. Дело в том, что им нужны не только соль и ракушки, им обязательно хотелось взять в плен одного или нескольких менсальва-теров. «Пленники с океана» были для горцев самой драгоценной добычей; их — людей, умеющих плавать по страшной соленой воде, — считали амулетами, гарантирующими процветание племени. Относились к ним с почтением, помещали в отдельную хижину, кормили изысканными яствами. Но лишь до того дня, пока в селении не случалась какая-нибудь беда: эпидемия, неурожай/пожар. Тут пленник сразу из амулета, приносящего счастье, превращался в сеятеля зла. Его следовало немедленно уничтожить: беднягу обмазывали белой глиной — это цвет смерти — и убивали. Сейчас, конечно, многие племена от этих обычаев отказались, да и убийство преследуется законом.

Но еще в 1968 году мы стали свидетелями того, как живучи древние нравы. Жители лесного селения Пиль-Пель хотели убить одного человека с Тробрианских островов. На Новую Гвинею он приплыл по торговым делам на парусном каноэ. Но его застигла буря, и лодка затонула у самого" берега. Люди из Пиль-Пель захватили его в плен и увели в свое селение, скрытое за прибрежным болотом в глубине леса. Пленнику были оказаны такие почести, что бедняга совершенно растерялся. Но тут, как назло, нагрянула эпидемия, и вся вина, понятно, пала на недобровольного гостя. Он мне потом рассказывал, ему удалось бежать уже после того, как его обмазали белой глиной и готовились принести в жертву. За ним устроили погоню, настигли и окружили... Воины ждали его на берегу моря, чтобы не пустить к воде. Но убить менсальватера за пределами священных границ селения они боялись: а вдруг морские боги отомстят и перебьют их всех до единого? Поэтому воины, преградив путь к воде, попытались схватить морского человека живым. Терять беглецу было нечего, он схватил камень

и бросился прямо на цепь воинов. Началась неравная схватка. Беглец вырвался, ударил ближайшего воина камнем по голове. Тот рухнул на песок. Путь к морю был открыт. Пленник по мелководью лагуны помчался к коралловому рифу. Никто не кинулся за ним вдогонку: лесные люди испытывают перед морем священный ужас. Даже воина, которого беглец ранил камнем, они оставили валяться на песке. Волны захлестывали его, и он захлебнулся. А ведь достаточно было оттащить его чуть подальше... Менсальватер же спасся бегством по коралловым рифам.

Я удивленно смотрю на моего собеседника: едва возвышающийся над водой изломанный коралловый риф остр, как лезвие бритвы. На рифе находят прибежище колючие морские ежи и скользкие морские водоросли. На нем и устоять-то трудно!

Промчавшись по узенькой коралловой полоске между океаном и землей, беглец спасся от преследователей. Всего он одолел почти шестьдесят километров, пока его не нашли ловцы омаров...

...Потом я часто вспоминал об отношении жителей леса и менсальватеров к самому большому в мире океану: одни боятся его, другие видят в нем источник жизни. Наверное, их отношения с океаном и между собой лучше всего показывает то, что я увидел на острове Малаита в группе Соломоновых островов.

Здешние жители — особенно во внутренней гористой части острова — папуасского происхождения, прибрежные же напоминают менсальватеров Новой Гвинеи. Да и называют их на пи джин-инг лиш так же: менсальватеры. Поэтому я мог смело воспользоваться примером с Малаиты, чтобы подытожить свои наблюдения о взаимоотношениях сынов двух столь несхожих стихий: лесной и океанской.

— Будете на Малаите — обязательно посмотрите лагуну Ланга-Ланга, — посоветовал мне знакомый этнограф.

Ланга-Ланга — большая мелкая лагуна с солоновато-горькой водой. Едва берег скрылся вдали, как я увидел в центре лагуны множество темных пятен. Когда мы подплыли поближе, я разобрал, что это искусственный архипелаг, са

мый настоящий город из построенных на воде хижин. Маленькие, почти квадратные островки — каменные плиты, опирающиеся на дно. На каждом островке хижина, ветвистое дерево, иногда огородик.

Сотни таких островков и образовывали селение в лагуне. Сооружали его семнадцать поколений морских людей, которые хотели жить под надежной защитой океана в безопасности от внезапных нападений горцев. В нескольких милях от гористого берега, поросшего лесом, где находятся деревни их исконных врагов, менсальватеры обнаружили в мелководной лагуне выходящие на поверхность песчаные островки и решили построить здесь свои жилища.

Но число жителей с годами росло, и прежних домов уже не хватало. А новых песчаных отмелей отыскать не удалось. И тогда эти венецианцы каменного века стали добывать со дна лагуны коралловые глыбы, соединять их в огромные плиты и сооружать на них новые хижины. С берега они в корзинах привозили землю. Обитатели морского селения живут спокойно и счастливо. Но обеспечить себя всем необходимым они не в состоянии. Люди в центре лагуны нуждаются в товарообмене с людьми из глубин темного леса. Потому что одни не могут прожить без других.

Там, на берегу Малаиты, в лагуне Ланга-Ланга, я увидел, как человек из зарослей случайно встретился с жителем кораллового островка. Они долго смотрели друг на друга. Многое было в этом взгляде: ненависть, страх, желание обратиться в бегство, напасть на извечного врага... А может быть, стремление уловить надежду на примирение? Ведь только тогда они смогут помочь друг другу!

За дюнами, окаймляющими лагуну, простирается океан. Грохот набегающей мощной волны на миг отвлек мое внимание. Когда я снова взглянул на то место, где встретились два обнаженных темнокожих — такие похожие друг на друга! — человека, они уже исчезли. Один — в лесу, другой — за грядой океанских дюн...

Перевел с итальянского Л. ВЕРШИНИН

48