Вокруг света 1976-05, страница 31

ВСЕ МЫ ГАУЧО

...Пока испанские конкистадоры безуспешно занимались поисками драгоценных камней, золота и особенно серебра, слух о котором распустил Себастьян Ка-бот, исследовавший в 1527 году реки Парану и Парагвай, лошади, привезенные Педро де Мендо-сой, основателем первого Буэнос-Айреса, разрушенного дотла индейцами, разбрелись по пампе и свободно размножались на воле. Компанию им составляло потомство семи коров и одного быка, доставленных на берега Аа-Платы португальцем Гоесом.

Когда колонисты, сменившие конкистадоров, сообразили, в чем состоит действительное богатство страны, в которой они родились и жили, пампу — бесконечные травянистые степи — буквально наводняли табуны диких лошадей — «багуалес», бродивших среди невообразимого моря коровьих стад. В результате в самом начале XVII века в Аргентине стали возникать животноводческие фермы — так называемые «вакерйас». И в пампу без конца и края потянулись люди, теряясь в невообразимых ее далях.

В основном это были уроженцы аргентинской земли, потомки испанцев — креолы.

Аюди эти вели натуральное хозяйство, жили в легких глинобитных, покрытых камышом или соломой хижинах, привыкли питаться одним мясом, запивая его «мате» — парагвайским чаем. Они создали свой вид транспорта «каррёту» — двухколесную арбу — без единой металлической части, покрытую сверху кожей и запряженную быками. Они придумали присущие их образу жизни инструменты, удобную, без единого шва обувь — «бота де пот-ро» — из стянутой чулком с ноги лошади сыромятной кожи. Они приняли на вооружение и улучшили индейское метательное оружие «болеадорас», научились искусно владеть лассо.

Их жизнь была примитивна и сурова. Один день похож на другой, как две капли дождя. В полном одиночестве, верхом на лошади объезжали они несметные стада. Часто ночь заставала их в открытой пампе, и тогда они спали на траве, подложив под голову седло. Землю они не обрабатывали, овощи не выращивали, садов не разводили, часто переезжали с места на место. Хозяина над ними не было — каждый сам владелец своего стада.

Если у них была добротная сбруя и отличные шпоры, деньги

им были нужны лишь для угощения друзей, знакомых или просто встречных.

Аошадь была их верным помощником и другом. Пампа — господство над ее бесконечностью, необозримый простор, чистое небо над головой — воспитывала чувство свободы. Каждодневное укрощение диких быков, погоня за дикими лошадьми выковали ловкость и силу. Соседство с враждебными и воинственными индейскими племенами наделяло мужеством и бесстрашием. Одиночество, при котором приходится рассчитывать только на самого себя, порождало уверенность.

Все это наделило детей пампы лучшими человеческими качествами: выдержкой и* спокойствием, способностью размышлять и рассудительностью, трезвостью и воздержанностью, изобретательностью и предприимчивостью, смелостью и отвагой, любовью к свободе.

...Однообразная бескрайняя пампа. Аишь одинокие деревья и рощицы вокруг озерец, быстро высыхающих ключей, ручьев и болот, возникающих в дождливое время. Ни дорог, ни заметных примет — указателей. Всадник, рядом с которым бежит, высунув язык, пес, прислушивается к те-ро-теро — птичке с длинным хохолком, оповещающей о чьем-то приближении или ложным криком уводящей опасность от своего гнезда. И это птичье притворство, порывы напоенного ароматами ветра, шелест листвы в кроне рожкового дерева, раскидистая шапка омбу, переливающийся ковер ковыля, синеющее в лучах восходящего солнца зеркальце озерка и надежность лошади, преданность бегущего рядом пса и уверенность в себе наполняют сердце и душу стихом песни и музыкой. Редко кто из мужчин пампы не играл на гитаре и не пел, сам сочиняя стихи и песни.

Из свободных скотоводов к началу последней четверти XVIII века и сложится устойчивый, четко очерченный социальный и культурно-этнический слой — гаучо.

...Оказавшись в Аргентине, вы слышите о гаучо с первых же дней. Вам продают пончо — «Настоящий пончо гаучо, сеньор!» Подают после обеда чай мате — «Истинно аргентинский чай, мате гаучо!» Хотят сказать о ком-то, что он аргентинец до мозга костей: «Это — гаучо!» И постепенно вы начинаете понимать, что в этой стране понятия «гаучо» и «Аргентина» слились.

И «Толковый словарь» был также полон гаучо и производных от него слов — «гаучада», например.

«Гаучо» — 1. Житель аргентинской и уругвайской пампы. 2. Хороший наездник. 3. Грубый, невежественный, неотесанный. 4. Хорошенький, изящный, красивый. 5. (разг.) Хитрый, лукавый, искусный, умелый.

«Гаучада» — 1. Действия, совершаемые с хитростью, лукавством, смелостью, удалью и со знанием дела. 2. Одолжение, любезность.

Понятное дело, я не ожидал . увидеть истинного гаучо в Буэнос-Айресе. Но все же мне хотелось познакомиться. с аргентинской пампой и с людьми, ее населяющими. Первым «гаучо», с которым я познакомился, был дон Энрике Торкуато Мендоса. На коне он не ездил, лассо не бросал — Мендоса служил в банке. Зато он родился в пампе, и там у него был дед — дон Эваристо, хозяин обширного поместья — «эстансии», и, по словам внука, знаток и хранитель традиций гаучо. Дон Энрике даже написал деду обо мне и получил от него согласие принять «человека из советской России, интересующегося жизнью аргентинской пампы».

От вокзала городишка Техедор в эстансию меня доставил на дрожках капатас — управляющий.

К жилому двухэтажному дому вела через обнесенные колючей проволокой поля длинная аллея, обсаженная тополями и эвкалиптами. Перед одноэтажным каменным зданием меня встретили хозяин и челядь — человек тридцать мужчин и женщин — все в костюмах, очень похожих на наряды столичных артистов-гаучо.

Как только я Сошел с дрожек и поздоровался с хозяином, миловидная молодая женщина поднесла мне подслащенный мате. Где-то рядом заиграла гитара...

«МЫ НЕ ГАУЧО, СЕНЬОР, МЫ ПЕОНЫ»

...Утром следующего дня дон Эваристо отправил меня в пампу. «Поохотиться и осмотреться», — сказал он. Когда я опускался в покрытое толстой овечьей шкурой мягкое седло, дон Эваристо что-то говорил приставленному ко мне пастуху по имени Гервасио.

Мы быстро удалились от жилья на запад и вскоре оказались у одинокого раскидистого дерева омбу, рядом с которым

29