Вокруг света 1976-06, страница 23

чиваем, толкаем. Проходим за пять часов двадцать метров. Потом стало полегче — до перекопа дошли быстро. Перекоп — это канал, как и писали поморы, метров в сорок длиной. Ширина у него вполне приличная, а вот глубина всего сантиметров тридцать. Поработало время. Перекоп соединяет две протоки, выгнутые здесь дугами навстречу друг Другу.

На нем действительно пришлось трудно, двое бурлачили по берегу, а третий вагой приподнимал корму. Провозились так до темноты.

Утром с километр тянули катер по узкой, извилистой протоке. Катер не вписывался в повороты,, но протолкнуть его было можно. А потом русло выпрямилось и стало неумолимо сужаться с каждым метром. Борта уже ползли по низким берегам, катер приходится буквально пропихивать. Край берега подрубаем под бортами. За час работы продвигаемся на двадцать сантиметров.

Должно быть, поморы были по-жилистее нас, опять же «самоядь с олешками» им помогала. Мы уже созрели для того, чтобы повернуть назад, но тут как повернешь, если катер наглухо заклинило между берегами. Только вперед!

Здесь нас вынужден покинуть Аркадий. У него кончился отпуск: Мы утешаем его, что в крайнем случае уйдем на «резинке», а катер оставим как памятник упорству и безрассудству. Проводив Аркадия на «резинке», на обратном пути думаю, что нам с Димой трудно будет вдвоем — Аркадий сb своим спокойствием и мягкостью был демпфером в нашем небольшом коллективе.

Сил наших уже не хватает, приходится подключить голову. Вагу мы «изобрели» уже давно. Потом «изобрели» ворот, положили какое-то древнее бревно поперек русЛа, концами в ямки между кочками. На бревно намотали трос и накручивали его на бревно ломиком. Если бы с каждым оборотом не приходилось нырять в воду по подбородок, было бы совсем хорошо. Потом «изобрели» шлюз. Это тоже поморская идея. Они вешали парус на веревке поперек протоки, придавив нижний его край камнями, получалась плотина. Когда вода поднималась, плотину быстро разрушали и некоторое время шли с водяным валом.

Мы воспользовались крышками дюка машинного отделения, благо русло узкое и почти правиль

ного прямоугольного сечения. За час подняли воду сантиметров на десять, дальше пришлось бы заливать всю тундру. Но и так уже стало легче. Наконец миновали узкость, потом еще один «олений переход», и русло расширилось. Наконец-то море. Чешская губа.

Бензина до Индиги явно не хватит, а есть ли какое-нибудь жилье по дороге туда, нам неизвестно. Значит, без вариантов — идем на мыс Микулкий, восточную оконечность Канина полу-Острова! Там находится метеостанция, на которую нам очень рекомендовал заглянуть Коля — наш архангельский знакомый.

На середине ЧешйШй^Тубы ветер разгуливается. Волна пока небольшая, но за нею дело не станет. По опыту знаем, что при таком ветре волна нагуливается быстро. Уходим ближе к берегу полуострова. Кстати, узнаем поточнее место, где находимся. На берегу показываются антенны метеостанций.

Поворачиваем под прикрытием левого мыса в соседнюю бухточку. Здесь чуть потише. Ставим катер на два якоря носом к волне. На берег съезжаем в резиновых лодках. Операция неопасная, но требующая ловкости при таком накате, особенно если не хочешь вымокнуть. Это было последнее усилие наших Истощенных тел. Вместо того чтобы идти по берегу, направляемся через тундру по прямой — к домику метеорологов.

В гостях у них соседи-геологи. Рассказываем, как мы сюда дошли на катере из Белого моря через Канин полуостров. Чере-мушкин, начальник станции, крепко трет рукой коротко стриженный круглый затылок. Ясно, что он предпочел бы более простое объяснение. Спохватываясь, предъявляем документы. Как бы между прочим говорим о нашем архангельском знакомом, который рекомендовал нам эту метеостанцию как надежное пристанище.

— Вас Коля ко мне прислал? — спрашивает начальник. — Так бы сразу и сказали. Да что тут говорить! Вы, наверное, голодные?

Как-то незаметно возникает разговор — где же все-таки жить современному человеку и нормальное ли для него состояние сидеть, подобно медведю, в занесенном снегом доме всю полярную ночь?

Попробовали пожалеть Чере-мушкина: ведь восемь лет он сидит в эдакой дыре... Но он на жалость не поддался.

— Я ие «терплю» здесь. Я здесь живу! Вот в большом городе бы я терпел. Я не то что не хочу, просто не смог бы там жить.

Черемушкин, что-то припомнив, улыбается.

— С приятелем, тоже полярником, в Москве в троллейбусе ехали как-то. Смотрю, он желваки по скулам гоняет. «Ты что?» — спрашиваю. «Один на ногу наступил, даже не посмотрел...» Понимаешь, он к тундре привык, к морю, к простору и свободе. Ну infopM, льды — так это ж стихия, на нее и злиться-то нельзя. И как вы в больших городах жить 'можете, не понимаю...

]у1ы спорим:

— Вот вы говорите, здесь, йа севере, — свобода, иди в любую сторону, сам себе хозяин. А что здесь с этой-то свободой делась? Куда и зачем идти? Тут же от скукиj подохнешь...

— Вы думаете, какая у меня свобода? От работы, что ли? Да у меня минуты свободной нет. Зимой, конечно, дел меньше, и темно, и скучно. Девчонки мои — метеонаблюдатели, только что из училища, тац они как сонные мухи по углак тычутся. Я уж им фильмы кручу, кйиги подсовываю, сам готовлю что по-вкуснее. Катанья по тундре на оленях устраиваю. Главное — до первого солнышка продержаться месяца полтора. А там легче будет.

— А сам-то как?

— Сам? Ничего. Да и нельзя мне расслабляться: я за людей отвечаю. Читаю много, радио слушаю (летом на все это времени не хватает), отсыпаюсь.

— А как же без друзей-то? Вам и в гости сходить не к кому.

— С друзьями я Могу в любое время по радио связаться. Каждое лето их вижу. Пролетают они надо мной. К празднику подарки сбрасывают.

Черемушкин вдруг замолкает, прислушиваясь... В воздуху угадывается ритмичный звук,,.

— Летит, говорит Черемушкин.

На сером низком небе появляется оранжевая точка.

— iKo мне прилетели, —. в голосе Черемушкина радость, и гордость, и то самое дружеское тепло, которое так необходимо в общении.

Спор прервался. Похоже, Черемушкин получил решающий аргумент.

Вертолет зависает в полукилометре примерно от метеостанции, у палаток геологов. Отсюда видно, как, словно набегающая

21