Вокруг света 1976-08, страница 20

Вокруг света 1976-08, страница 20

— Сколько вы работаете на приисках?

— Здесь недавно, а вообще десять лет.

— Нашли что-нибудь?

— Мелочь.

— А ваши товарищи?

— Один нашел.

— Он стал богатым?

— Нет.

— Почему?

— Прогулял деньги.

— То есть как?

— А так. Праздновал целый год с друзьями. Каждый день. Здорово?

— Прекрасно, — согласился я. Психология, сотворенная атмосферой приисков, становилась ясней.

От реки в лагерь мы шли с администратором.

— Скажите, а зачем вы носите с собой это тяжелое ружье?

— Вы не догадываетесь? — осведомился он. — Это, значит, вы не видели, что тут творится, когда мы находим настоящую гангу. Иногда приходится вызывать полицию для охраны и наведения порядка. На вскрытие приезжает и сам Карранса. Мы вызываем его по телефону из города...

— Ну а если рабочий найдет изумруд в нерабочее время?

— Это его дело.

— А если он принесет изумруд вам?

— Я его выгоню.

— Почему?!

— Ненормальный!..

ПРАЗДНИК ТРЕХСОТ КАРАТОВ

В лагере нас ждал вкусный обед. Все обедали вместе — и рабочие, и администратор, ели с аппетитом и хвалили повариху. Та краснела от смущения, то и дело вытирала нос крутившемуся у нее под ногами сыну и украдкой виновато поглядывала на мужа. Наступило время для разговоров.

У всех поднялось настроение, в том числе и у меня, поскольку Эстебан пригнал откуда-то лошадь, и теперь крутой подъем был не страшен. Отвечали на вопросы с удовольствием, так что к концу обеда я знал самое главное о каждом из рабочих. Самый молодой — студент. Бросил учебу ради заработка. Работает два года. Пока ничего не нашел. Остальные — крестьяне из окрестных деревень. Жара и крутые подъемы для них привычны. Крупный изумруд из шестерых нашел только один. Выручил за него 150 тысяч песо и поклялся,

что уйдет отсюда, лишь когда найдет другой, не менее чем на четверть миллиона...

Наконец мне показалось, что можно перейти к вопросу, из-за которого- я считал эту поездку, на прииски чрезвычайно важной. Необходимо было расспросить — именно здесь — о том, что так сенсационно преподносилось

прессой в течение многих лет: о насилии.

Администратор был для этого идеальным человеком. Он проработал на шахтах почти двадцать лет, а присутствующие здесь же рабочие служили прекрасной аудиторией на тот случай, если бы он попытался что-либо приукрасить.

Администратор выслушал меня и выразительно посмотрел на рабочих, как бы напоминая о разговоре во время подъема в лагерь и давая понять, что к этой теме больше не вернется. Потом собрался с мыслями, заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Если бы вы пробыли здесь немного дольше, вы бы, наверное, тоже стали искать изумруды. Такова уж сила этого камня. Привези сюда любую знаменитость мира, и она будет самозабвенно рыться в реке, а что говорить о тех, кто живет здесь?! Сегодня неудачный день. Мы работаем без бульдозера. Вот когда идут работы на больших приисках в Мусо — это километрах в двух ниже по течению, — там собираются сотни жителей. Работают семьями, иногда собирают «со-сию» — группу. Каждый нашедший изумруд должен поровну разделить прибыток среди товарищей. Отношения между людьми просты и предельно честны. Никаких бумажных обязательств нет. Верят на слово. Не всем, конечно, только своим, проверенным. Чужак не сделает и шага...

Он рассказывал, и передо мной вставал образ этого отчаянного братства, где высшей добродетелью была удачливость, а мечты о богатстве скорее походили на жажду личной свободы и независимости, потому что с первым найденным изумрудом покупали не одежду или лавку, а шестизарядный кольт; если же фортуна улыбалась еще раз, то не шикарную машину или дом, а небольшой «джип»-вездеход, чтобы двигаться, куда пожелаешь. И разбогатевшие, те, кто мог свободно перебраться в столицу и жить без забот до старости, как правило, не покидают эти места: слезы богини Фуры тянут их назад.

Теперь я знал доподлинно и источник многочисленных рассказов о кровавых стычках. Источником этим были человеческие трагедии. Страсти, вызванные не дающимся в руки богатством. Обманутое доверие товарищей. Ведь даже если кто-либо поклянется всеми богами, что ничего не находил, через неделю все равно будет известно, что нашел и скрыл от своих, потому что где угодно, хоть в Тунхе, хоть в Боготе, кажущейся отсюда очень далекой, кто-то обязательно увидит, как он тратит деньги, которых никогда до этого не имел. И зависть: «Почему он, а не я?» И пьяный гнев полуграмотных искателей изумрудов...

— Поужинаем в Мусо, — предложил Эстебан, когда мы снова переоделись наверху и приготовились к возвращению. Судя по карте, для заезда в Мусо, «столицу эсмеральдерос», нужно было сделать совсем небольшой крюк, и я согласился. В единственном в своем роде — построенном по плану! — шахтерском поселке готовились к празднику. Это было заметно по ярким нарядам девушек, стайками проносившихся по пыльным перекресткам, убранству одноэтажных улиц, напомаженным усам, свежим рубашкам и новеньким соломенным шляпам мужчин, приветливым улыбкам приятелей Эсте-бана и огромному количеству бутылок, которые пронесли мимо рас в ресторанчике.

— Может, останемся до вечера? — спросил Эстебан со слабой надеждой в голосе.

— А что? — спросил я, делая вид, будто не понимаю, в чем дело.

— Разве ты не знаешь, сегодня праздник!

— Какой?

— Никакой, — почти обиженно сказал Эстебан.

— То, что будет праздник, я ' заметил, но по какому поводу — правда, не знаю.

— Изумруд нашли, — сказал он и, смягчившись, пояснил: — В Мусо нашли изумруд в триста каратов, и сегодня его будут продавать. Те, кто нашел, хотят за него семь миллионов песо, а скупщики собрали только три. Так или иначе сегодня праздник для всех.

— А кто будет платить? — спросил я.

— Какая разница?! Или тот, кто продаст, или тот, кто купит...— беззаботно ответил Эстебан.

Богота — Лима — Москва

18