Вокруг света 1977-02, страница 38

центра, и недорого. Недорого — по дарвинским, «послециклон-ным» меркам. Мой номер где-нибудь в Новом Южном Уэльсе стоил бы долларов пятнадцать в сутки. Здесь же — двадцать пять. (В Дарвине свой масштаб цен, исходящий примерно из того, что в Сиднее «телушка — полушка...». Остальное берется «за перевоз», за дефицитность, что позволяет местным дельцам быстро перекачивать в свой карман и относительно высокие заработки рабочих, приехавших восстанавливать Дарвин, и обдирать пока еще немногочисленных туристов.

Сама гостиница от циклона почти не пострадала, ибо строили ее основательно. Стекла вставили быстро. Разрушенные здания, окружавшие ее со всех сторон, бизнесу не мешали. К ним уже привыкли. Но мне, приезжему, было не по себе, когда я смотрел из окон шикарного ресторана с кондиционированным воздухом на полуразрушенные улицы, на бассейн, в котором невозмутимо плескались размякшие от жары постояльцы «Коала мо-тор-инн».

...Мы приехали сразу же после войны с матерью в Киев и пошли на Крещатик. Он был разрушен почти полностью. Только универмаг сохранился каким-то чудом. И работал. Я очень боялся тогда, что универмаг вот-вот рухнет, и все звал мать: «Пошли скорее отсюда». Примерно такое же ощущение испытывал я и в Дарвине. И еще ощущение нереальности окружающего. Грубо говоря, Дарвин распадался на четыре части, никак не соединяемые в единое целое: северные районы, сметенные с лица земли; порт на западе; южный район курортных парков и мотелей и уходящий к северо-востоку асфальтово-бетон-ный луч местного сити.

«Козла мотор-инн» фронтоном выходила к€м< раз на южный залив дарвинской гавани. Пляжей как таковых не было. Да и ни к чему они здесь, у затянутого коричневой ряской залива. Купались тут всегда в основном в бассейнах. Прогуляться по бережку, поросшему густым кустарником и манграми, Нил Байрон меня не пустил.

— Знаешь, старина, /лучше не надо, — как-то смущенно сказал он.

— А что там, змеи?

Нил мялся. Потом сказал:

Да не то чтобы змеи. Их там и нет уже. Их съели...

— Кто, аборигены? (Я слышал, что они едят змей.)

3*

— Нет... Хиппи... Они сюда съехались после циклона со всей Австралии. Живут на подножном корму, редко кого трогают, ну разве только если к ним пристают... Но ходить к ним не надо. Во-первых, они этого не любят, в каждом чужаке видят агента по борьбе с наркотиками, а у хиппи, ты, наверное, слышал, марихуана не переводится. Ну и потом... приличному человеку вообще там лучше не появляться...

Нил так и не решился сказать мне то, что я давно знал по репортажам газет о коммунах хиппи, где ходят в чем мать родила (это считается раскрепощением от условностей) и вообще ведут образ жизни, весьма далекий от общепринятых норм приличия.

Предупредив меня о других опасностях дарвинского быта — в темноте по городу не разгуливать, при стуке дверь гостиничного номера не открывать (администрация предупредит о любом визите по телефону), в баре никому не говорить «сэр» и «пожалуйста» (это может быть сочтено за издевательство, и тогда по шее) и так далее, — Нил уехал по делам, пообещав заехать за мной утром.

«Несмотря на его советы, не- -смотря на то, что уже быстро * смеркалось (как всегда в тропиках), я все же решил пройтись по городу, точнее, по центральной улице сити, купить вечернюю местную газету или утреннюю сиднейскую. Улица, лежавшая передо мной, (чем-то напоминала ирреальные сцены из фильмов Бергмана. Сплющенные часы без стрелок висели над лавкой с проваленной крышей. Христос на распятии, украшавшем модернистский собор с дугообразной, как у памятника жертвам Хиросимы, крышей, реял в провалах разбитых витражей, будто олицетворяя легенду о пророке, побитом камнями. На ступеньках закрытых магазинов сидели какие-то люди, спрятав головы в колени.

Я прошел улицу из конца в конец, встретив не больше десяти человек. Газет так и не достал. На мой вопрос, где это можно сделать, прохожие только усмехались. Один, уже под хмельком, сказал мне: «Сейчас время пить, а не читать газеты».

Несмотря на катастрофу, в Дарвине по-прежнему после пяти часов время пить. Наравне с мужчинами пьюу даже женщины, чего не увидишь нигде больше в Австралии. Пьют много и крепко. С каким-то отчаянным, туповатым и безысходным весельем обреченных. В шикарных барах среди

руин. В полуразрушенных домах. В выстуженных кондиционерами номерах отеля.

...Утром, ровно в восемь, меня поднял с постели Нил. Наскоро-перекусив, поехали смотреть «самые живописные развалины в мире». По дороге Нил спокойно комментировал (местные достопримечательности.

— Вот здесь, — он показывал на пустырь, утыканный ободранными и поломанными пальмами,— был наш ботанический сад. А вот здесь стадион...

Стадион превратили в свалку — сюда' свозили трубы, панели домов, старые машины. То, что было * уже совсем непригодно, топили в болотах, преграждающих путь к морю.

Не осилив дарвинского сити, «Трейси» отыгрался на жилых кварталах, застроенных хрупкими коттеджами на бетонных «столах». От большинства остались только эти «столы». Некоторые районы, особенно северные, практически стерты с лица земли. Нил Байрон рассказывал, что люди уходили, оставив все свое имущество под развалинами, без средств к существованию, без надежды на будущее. Часть, едва лишь утихли дожди и наступил сухой сезон, возвратилась в Дарвин пусть на пепелище, но на пепелище свое, где, если и не было крыши над головой, была хотя бы своя земля. Обещания правительства об устройстве в других городах сплошь и рядом не выполнялись. Приходилось перебиваться подачками благотворительных обществ. А ведь австралийцы народ гордый.

В Австралии первое, чему учишься, — никогда и ни на что не жаловаться. «Как дела, друг?» — «Хорошо, друг».— «А у тебя, друг?» — «Хорошо, друг». Любой человек, воспринимающий это приветствие как вопрос и вздумавший посетовать на судьбу, немедленно получит кличку «ггалй» — так зовут в Австралии белого какаду, удивительно нахальную и глупую птицу, к тому же, если ее научить говорить, ужасно болтливую.

Настоящий австралиец — это ?окер», то есть человек, у которого все «о'кэй». И даже если у него все настолько плохо, что остается лишь развести руками и сказать: «Худо, дальше некуда», — он этого не сделает. Бойцовские качества, отличавшие первых переселенцев, особенно высоко ценятся на Северной Территории, где живы до сих пор традиции австралийского «Дикого Севера», весьма близкие к тем, что бытовали в Клондайке и на американском Диком Западе. Типично австралийское словечко «бэттлер», озна- * чающее «боец», «воин», применяется именно к человеку, который обладает такими качествами: никогда не унывает, не ноет, и не теряет уверенности в том, что все наладится.

Мне много раз приходилось встречаться с этими одинокими

35