Вокруг света 1977-02, страница 57

Загорелись костры, чернокожие явно готовились провести на берегу всю ночь. Жандармы получили приказ оставаться на местах. Белые побрели восвояси по ска-Лам в полутьме. Ни звезд, ни луны. Водяная пыль не давала кострам как следует разгореться. Темнота сгустила гул, он поднимался из черной бездны живым существом. Слабые языки пламени озаряли скорченные фигуры. Ампети Мария беззвучно плакала.

В десяти метрах от берега камни были совсем сухие, но там никто не сидел. Может быть, они хотели помочь бедняге, сидя у самой воды, как возможно ближе к нему и его страданиям?

...В кабинете генерал-губернатора царила тишина. Весь запас идей исчерпан, все предложения обсуждены и отвергнуты как нереальные. Чувство отчужденности овладело собравшимися.

— Нам остается только смириться, — произнес начальник гарнизона.

Доложили о прибытии полицмейстера. Он вошел — мундир грязный, мятый.

— Извините, что прямо сюда...

— Ничего, ничего. Прошу, садитесь.

Генерал-губернатор указал на свободный стул. Полицмейстер сел на самый краешек.

— Обстановка на порогах нехорошая, совсем нехорошая, — доложил он.

— Нам это извество, — ответил генерал-губернатор.

— Да я не о нем, что на отмели, я о тех, кто на берегу. Черные нехорошо настроены и винят в случившемся нас, белых.

— Здорово! — сухо рассмеялся начальник гарнизона. — Там же не было белых. А то, что швартовы оборвались, — несчастный случай, тут никого нельзя винить.

— И все же что-то надо предпринять, — продолжал полицмейстер.

— В самом деле? — иронически заметил генерал-губернатор. — Может быть, вы мне скажете, что Именно? Нам тут пока ничего не удалось придумать.

Полицмейстер помялся, потом сказал:

— По пути сюда мне пришла в голову одна мысль. Возможно, не такая уж блестящая, но все-таки...

— Говорите! — нетерпеливо распорядился генерал-губернатор.

— Просто я подумал, что, может быть, можно пройти через пороги на лодке. Снабдить ее прочными аутригерами, может

быть, проскочит по бурунам. И люди с лодки попытаются забросить канат на отмель, когда поравняются с ней, и снимут его. Конечно, шансов очень мало, но какая-то надежда...

— Ерунда! — фыркнул генерал-губернатор. — Кто, по-вашему, согласится сделать такую попытку? Или вы сами не прочь?

— Нет, что вы! — Полицмейстер пропустил насмешку мимо ушей. — Но разрешите напомнить, что у нас в тюрьме есть несколько смертников, которых ждет виселица. Почему не предоставить им возможность заслужить помилование?

— Гм, а что... — Генерал-губернатор задумался. в~ самом деле мысль...

...В тюремной канцелярии в удобных плетеных креслах за письменным столом сидели трое. Начальник тюрьмы предложил гостям сигареты, генерал-губерна-тор ответил, что не курит, полицмейстер теребил свой рыжий ус. У открытого окна стоял чернокожий человек в черном пиджаке. Ца качающейся ветке мангового дёрева гонялись друг за другом пичуги.

Распахнулась дверь. Вошли белый надзиратель и трое заключенных; два черных полицейских стали по бокам Двери. Заключенные были одеты в полосатые бело-голубые куртки с номером на груди. Они были скованы вместе одной цепью.

Надзиратель молча щелкнул каблуками, повернулся кругом и вышел.

— Что ж, начнем, — сказал генерал-губернатор.

Полицмейстер прокашлялся и сделал знак человеку у окна. Это был переводчик. Они вместе подошли к заключенным, и полицмейстер торжественно, не скупясь на громкие слова, изложил план спасения. После каждого предложения он делал паузу; самая долгая предшествовала его словам о том, что понадобятся три добровольца.

Заключенные переглянулись. На лодке через пороги... На лодке через водопады Ливингстона... Снова и снова повторяли они эту фразу, пытаясь осмыслить ее. На лодке через пороги.

Заключенный слева вдруг почуял дыхание свободы. И взволнованно крикнул:

— Хорошо, хорошо! Я готов!

Двое других молчали. Крайний

справа помялся, хотел что-то сказать, но закусил губу. Внезапно у него вырвалось:

— Даже и не знаю...

— Чего тут знать! — восклик

нул крайний слева. — У нас единственная йгадежда!

— Это все так_у но я даже никогда не сидел в лодке...

Заключенный посередине все это время: смотрел вниз. Теперь' он поднял взгляд и сказал:

— Я отказываюсь.

Наступила тишина. Генералту-

бернатор встал и< прошел к окну, сцепив пальцы на спине.

— «Отказываюсь»! — презрительно фыркнул полицмейстер. — А ты, ты, говоришь, никогда не оидел в лодке. Но веревку-то бросить сумеешь?

—. Сумею, — прошептал заключенный.

— То-то. А больше ничего и не надо.

— Или тебя повесят¹!¹ — крикнул крайний слева. — Скоро нам всем троим висеть на баобабе тут на дворе...

— Ладно, уговорил.

— Отлично! Теперь дело за тобой, — обратился полицмейстер к среднему.

Но тот опять уставился в пол и молчал.

—*-Что ж, — заговорил полицмейстер; — после убийства португальца и его...

— -Не надо! — перебил генерал-губернатор, продолжая смотреть в окно. — Пусть сам решит, без нажима.

Заключенный робко глянул на широкую спину генерал-губернатора, потом перевел взгляд на полицмейстера и все так же тихо произнес:

— Что верно, то верно. У нас нет выбора.

Во дворе звонко прокукарекал петух. Должно быть, это на него смотрел генерал-губернатор.

...Рыбачья гавань в Мпила, чуть выше Браззавиля, занимала изрядную площадь. Сотни лодок были причалены к берегу веерами.

Под наблюдением белого готовилась к спуску на воду огромная лодка. «Слава богу, утихомирились немного», — думал белый, поглядывая на окружающих. А как зло смотрели на него, когда он пришел; хорошо, что его сопровождала чернокожая, охрана. Услышав, что будет сделана попытка спаети Гуму, кто-то облегченно рассмеялся, белому даже предложили сесть на днище опрокинутой лодки. Черные плотники работали быстро, без лишних слов. Они знали, что дорога каждая минута. Две лодки поменьше накрыли сверху досками и прикрепили по бокам жердями к большой лодке.

Десятки рук с готовностью потащили к воде огромную лодку с неуклюжими поплавками. Греб

54