Вокруг света 1978-07, страница 28

Мы видели это озеро с вертолета. Оно Сверкало, как бриллиант, заключенный в темно-зеленую оправу кедрового стланика. Суеверно полагая, что все таинственное надежно прикрыто неприступными горами и зарослями, мы с тем большим упорством хотели пробиться к нему. Нам представлялось, что вообще-то и через прижим, и водопад, и стланики пройти можно. Но Лида умела читать аэрофотоснимки. У нее был стереоскоп, где, как наяву, рельефно-выпуклыми виделись горы и безнадежно глубокие ущелья. Она-то лучше нас знала, какая дорога ожидает, потому и сказала: ^

— Только не рискуйте. Отказ — .не обух: шишек на лбу не будет.

— Постараемся, отвечает Боря Доля, он старший.

Мы натягиваем болотные сапсан и в который раз недобрым словом поминаем снабженцев экспедиции. В мороз сапоги лежали на холодном складе. Конечно, они потеряли эластичность, полопались и, несмотря на все старания заклеить, текут как решето.

Берем лоток, саперную лопатку, свитеры, полиэтиленовые мешки, которые приспособили вместо накидок на случай дождя, котелок, кружки. Из продовольствия кладем в рюкзак только хлеб, чай и сахар. По опыту знаем, есть не захотим, в тяжелой дороге будет мучить только жажда.

Не скажу, что Боря Доля был длинным, крепким, — просто он был огромным. Природа сработала его грубо, объемно, на совесть. Когда он шел через стланик, стонал и плакал лес. Он ломился вперед, как лось, не разбирая завалов и пней. По дремучей рыжей бороде тек пот, длинные, сильные руки его раздвигали самые крепкие заросли. Даже комары, не дающие покоя таким хищникам, как медведи, и те, кажется, шарахались от него.

Вообще Боря художник. Но каждое лето он становится шли-ховщиком в геологической партии. Наверное, эта перемена приносит новые впечатления, роздых от несладкого и нелегкого труда графика, хотя работа шлиховщика тоже не мед, и от нее ломит в пояснице и зверствует радикулит, и дает она далеко не длинные рубли. Он и меня выучил этой работе — нехитрой, но требующей сноровки, терпения и выносливости.

Надели мы рюкзаки. Потоптались на месте, проверяя, не жмут ли портянки, всадили в стволы патроны с пулями и пошли. Вчера лил дождь. В мокрой траве

желтела морошка, с деревьев падали грузные капли. Скоро мы вымокли и стали коченеть, хотя шли быстро. /

Солнце еще не взошло, никак не могло выпутаться из липкого тумана в горах. Мы луговиком выбрались на тропу, которую протоптали здешние линейщики, обслуживающие телефонную линию Магадан — Хабаровск. Видно, эту же тропинку облюбовали медведи. Они оставили на ней следы, даже совсем свежие, не ранее сегодняшней ночи, Это заставляло держать ружья наготове. Бывало, медведь не от злости или голода, а просто от неожиданности, of страха мог напасть на человека. К счастью, в лесу и стланике была прорублена просека, и мы могли видеть довольно далеко.

Слева глухо шумело серое Охотское море. Там, звенела галька и суматошно качали жирные чайки. А еще дальИгё, на горизонте, плавился в дымке черный остров Нансикан, знаменитый птичьими базарами. Иван Москвитин, пробившись по реке Тукчи, писал: «А против тое реки устья стоит на море в голомени остров каменной, и На том острову птицы во-дитца многое множество, с тово острова тою птицею кормятца тунгусы многие люди, как учнут яйца водит...» Сейчас этот остров под запретом. Там заповедник.

Спустившись по террасам к Безымянке, мы обнаружили, что идти по реке не сможем. Она вопухла от дождей. Волей-неволей пришлось пробиваться по береговым зарослям кедровника и ерника.- Листья у ерника мелкие, продолговатые. Их любят северные олени, но для нас ерник был сущим наказанием. Ноги путались как в мотках колючей проволоки, и мы буквально буксовали.

Кедровник же вообще не любит ровных мест, он расселяется % среднем поясе гор, на каменистых россыпях-курумниках. Это не кустарник, но и не дерево. Ствол толщиной сантиметров в пятна-дцать-двадцать у него едва поднимался на полметра, зато расстилался по земле метров на десять. Верхушки ветвей смотрели в небо, на концах зрели фиолетовые шишки с мелкими орехами. Эти орешки привлекали белку, соболя, бурундуков и медведей. Треща, по стланику носились похожие на скворцов, но гораздо крупнее, кедровки. Несмышленая птица набивала под-клювные мешочки орехами и прятала их под камни. Потом забывала, куда прятала, и, если орехи никто не съедал до весны, они прорастали. Ей, кедровке, и

обязаны происхождением густые заросли стланика, по которым, чертыхаясь и стеная, тащились мы вдоль Безымянки.

Первый шлих брал Боря, спустившись к реке. Лопатка, с которой он ходил и в прошлом и позапрошлом годах, была удобна тем, что складывалась и раскладывалась, закрепляясь гайкой. Он развернул ее и стал долбить по каменной мелочи у бортика берега, пытаясь наскрести полный лоток породы. Я же достал пакетик, написал на нем номер шлиха, чтобы знать, в каком месте он взят, и название нашей партии. Потом из бумажки свернул кулек, чтобы ссыпать туда шлих. Пока я возился с этим, Боря все же наскреб лоток, опустил его в воду. Вода шла со снежников, была ледяная, у него сразу покраснели py^f. Поворачивая лоток туда-сюда, покачивая, он постепенно смывал породу, выбрасывал гальку, тяжелые фракции опускались. Наконец, на дне остался лишь черный порошок. Это и был шлих. Боря слил его в кулек, отжал бумагу, сунул мне. Я опустил мокрый кулек в пакет и спрятал в полевую сумку.

Чем выше мы поднимались по реке, тем меньше было воды. Мы уже могли, переступая с камня на камень, идти по руслу. Когда совсем замерзали руки у Бори, лоток брал я и промывал породу.

Наконец показалось солнце. Оно выплыло из тумана матовым шаром, как бы отряхнулось от сырости и стало раскаляться. От кедровника потянуло жирным запахом смолы. Окутываясь парком, грелись камни. Мы сразу стянули штормовки и подставили солнцу спины.

Чтобы обойти первый прижим, пришлось взбираться по десятиметровой каменной стенке. Поднявшись, мы увидели водопад. Туго и грозно шел поток, перед уступом ускоряя движение. Река обрушивалась с высоты и падала в глубокую чашу, выбитую в камне за сотни лет. Вода в ней была пронзительной синевы. Поверху над чашей остался от скалы-коренника мостик. Он перекинулся от берега к берегу и, кажется, подрагивал от тупого грохота воды.

Конечно, мы взяли шлих и здесь.

Безымянка стремительно неслась по огромным окатышам, выбивала в скальном берегу глубокие ниши. Рискуя сорваться, мы пробирались по берегу, отыскивая проходы. Здесь никто до нас не