Вокруг света 1981-11, страница 45

сот назад приблизительно, человек стал малость рассудительней. Хоть и верил в богов и чертей, а в лес ходил посмелей. Разводил в нем пчел, из лыка лапти плел, брал древесину, что воду из речек, а богам и жрецам давал во взятку овечек.

Третий номер. Здесь я, братцы, было не помер! Гляжу, в пятнадцатом веке на человеке, забравшись на спину, разъезжает всякая скотина. Тут цари, князья, царицы, прочие неподобные лица раздают лесные именья в полное владение. Кому же? Монахам, боярам, воеводам, словом, всяким уродам. А те простому люду без стесненья чинят различные притесненья.

Картина четвертая. Немного потертая. Пошла опиумом раздача леса. Всякий повеса, едва угодив царю или царице, получил по тыще десятин землицы, в придачу с вашими бабками и дедками. Собственность развивается, лес безжалостно уничтожается! Продают его йа круг кулакам, а деньги пропивают по царским кабакам.

Номер пятый. Ребята! Разуй глаза! Надвигается революционная гроза. Народ сбросил с шеи власть царскую. Наше правительство пролетарское, уничтожив барскую породу, объявило лес собственностью народа.

Картина последняя, шестая. На вид совсем простая, обозначает лесную закладку. Видите, как там все гладко? А лет через пяток там будет молодой лесок. Пусть далеким сном ошибки кажутся старые. Мы ребята немалые. Долой разгильдяйство! Лес и поле — основа нашего хозяйства.

Теперь до свидания. Не забывайте моего сказания! Коли не хотите бедно жить, лес государственный не губить!..

Но по-настоящему ошеломил нас Сан Саныч, когда запел. Казалось, тут-то все и началось. Весь долгий, неожиданный и необыкновенный разговор как-то отступил перед новым открытием: да он же певец!

Пел заливисто, с распевами-разводами, на высоких нотах переходя на фальцет, как бы прислушиваясь к своему голосу, к его замиранию, а то во всю ширь распахнет песню, и удержу ей нет: «Не пой, не пой ты, соловушка, ты не пой весной...» Кончил и добавил, откровенно любуясь собой:

— Когда пел раньше, семилиней

ную лампу тушил, выйду, бывало, из своей деревни, а в другой, версты за три, слышат — иду.

И мы убедились в оглушительной силе его голоса — на пробных магнитных записях ясно слышалось и мешало дребезжание стекол в окнах. Голос он не жалел, пел всю жизнь, пел на улице и в дождь и в мороз. Теперь поет с хрипотцой, но мощь осталась, мощь и вдохновенное упоение.

Заводит новую песню — «В островах охотник целый день гуляет...». Останавливается, комментирует:

— Сколько силы, сколько разливу! Ведь он на простор выехал.

И дальше поет. За один вечер было столько сказано, спето, сыграно — ну, кажется, все исчерпано. А вот и нет — хватило и на завтра, и на послезавтра, и на после, после...

Идем в Вышеград. Сан Саныч вызвался проводить. Дорога через лес. По обочинам, в сырых канавах, болотные заросли. Быстро и резко входит Сан Саныч в эти заросли, чиркает ножом, и в его руках мясистый трубчатый ствол с белым пушистым зонтиком цветка; еще одно движение ножом — и отлетает зонтик; третье движение — надрез в верхней части ствола. И вдруг трубка запела низким, густым, сильным звуком. Взял еще цветок: раз — отрезан ствол, два — долой зонтик, три — надрез. И сколько нас было — всем по дудке, и каждому с разным голосом. Вот и загудел целый оркестр, громкий, зудящий многоголосый диссонанс...

А Сан Саныч готовил новую затею. Так же резко опять подался в сторону, перешагнул болотистую канавку и, широко разводя руками, как вплавь, ринулся в лесную чащу, подав знак, чтобы и мы следовали за ним. Очень долго и запутанно продирались сквозь ельник, кустарник, валежник. Торопились, исцарапались, исхлестались и попали в темный и тихий лесной зал с потолком могучих еловых лап, с колоннами замшелых стволов, устланный пружинистым коврсЦм лилово-ко-ричневой хвои. Мы выжидающе переглянулись.

— Ну, собирайте! — с нарочитой простотой кинул Сан Саныч. Он шел сюда уверенно, как к шкафу в своем доме, и теперь с щедростью хозяина одаривал своим добром: мы вдруг

увидели, что под нашими ногами и везде, куда ни ступи, куда ни взгляни, залежалая хвоя дыбится от упруго-взрывчатых кустиков лисичек. В ход пошли куртки, косынки, носовые платки... Когда все узлы были наполнены и вязать было уже не из чего, вернулись на дорогу,— опять ошеломил Сан Саныч!

В Вышеграде его встречали с радостью, как известного заводилу. Когда-то была в селе чайная, чуть не каждый вечер собирались там, чтобы попеть. Пили-то действительно чаще всего чай, а то и вовсе ничего не пили, а уж пели в свое удовольствие. Теперь Сан Саныч «дарил» нам местных певцов. В Вышеграде — целый ансамбль песенниц. Цветистым многоголосием от души раскрашивали они незамысловатые напевы поздних городских песен, романсов и баллад. А когда мы услышали, как поет «Горы Воробьев-ские» восьмидесятилетний «Саша» Севастьянов из деревни Подольное, стало очевидным: сильна была здесь традиция мужского сольного пения.

Одно время работал Сан Саныч зав-клубом в своем селе. Но, видно, больше любил да и умел выступать сам, чем организовывать работу клуба. Пришлось уступить место другому. Однако обычные выступления, на сцене, были все же не его стихией. Мне довелось потом увидеть его на фольклорном концерте в Москве. Как-то он стушевался, может, не нашел, не увидел в многоликом зале глаз собеседника, стал заученно декламировать... Ему бы круг потеснее, а душе чтоб попросторней! Вот и раздаривает Сан Саныч свои стихи и песни направо-нал^йо, первому встречному...

Что-то от людей, что-то из книг, а теперь и из кино, радио, но «половину сам придумал», а ведь это и есть одна из особенностей народного творчества. Поется, говорится, пляшется так, как душа просит, без страха и оглядки... Меняет свои формы народное искусство, что-то оставляя позади, что-то отбирая наперед, продолжает свою естественную, как природа, жизнь.

Зовут этого необычного человека Александр Александрович Смирнов. Он работает на ферме в деревне Благовещенье Наро-Фоминского района Московской области.

МЕДВЕЖЬЕ ЛЕКАРСТВО?

У медведей, обитающих на границе США и Канады, зоологи обнаружили интересную особенность: поздней осенью звери принимались активно жевать неизвестное вещество. Профессиональное любопытство заставило ученых исследовать жвачку животных. Оказалось, что перед тем, как залечь на спячку, медведи лакомятся смолой ели.

Родилось предположение, что вековые инстинкты заставляют хищни

ков пережевывать смолу, чтобы создать антибактериальную среду в своем желудке на все время зимней спячки.

ГРИБ — ПОМОЩНИК ЛЕСОВОДОВ

Выращивать сосновые деревья на бедных почвах, быстро восстанавливать хвойные леса поможет, как утверждают английские ученые, выращивание специального гриба — микоризы. Микориза растет на корнях де

ревьев и благодаря своей разветвленной грибнице помогает им более интенсивно усваивать питательные вещества из почвы. Специалисты Лесного института в Оксфорде (Великобритания) подбирают виды микоризы, наиболее приспособленные к различным почвам и экологическим условиям.