Вокруг света 1981-11, страница 6

— А вот и «деньги» идут,— пошутил Саша, показывая на миловидную девушку-кассира и коренастого паренька-охранника с чемоданом в руке. Они не спеша приближались к вертолетному полю.— Сколько тыщ, люди?

— Сколько,есть, все наши,— смешком ответил охранник и прошелся взглядом по моему лицу и фигуре. Наверное, я внушал ему подозрение. Паренек глазами зыркнул в сторону Саши: «Кто, мол, такой, откуда?», и мой спутник глазами же ответил ему: «Все в порядке, свои...» Зарплата предназначалась рабочим разведочного бурения, разбросанным в большеземельских просторах, и это был второй сильный аргумент в пользу того, что мы обязательно улетим.

— Начнем с Сандивея-три,— загадочно произнесла кассирша.— Вы как, товарищ секретарь, не возражаете?

...Маленький Ми-2 свечой взмыл в небо, и с горизонта понеслось на нас ослепительно белое пространство тундры с низкими холмами, рассеченное зигзагами рек, ручьев, блюдцами озер, с вкраплениями тощих елей и карликовых берез. Холодное, безжалостное солнце заставляло щуриться, выжимая слезы из глаз. И первое время нужно было привыкнуть, чтобы смотреть на землю.

Проплывающие внизу островки лесов напоминали то концентрические круги, то эллипсы, то просто запятые, а однажды попался лесной оазис, похожий на букву Ю. С высоты казалось, что это древний человек сам, собственной рукой, высадил здесь деревья, придав этим рощицам какой-то вещий смысл, который нам, ныне живущим, пока еще неясен.

Из иллюминатора были видны рифленые следы санно-тракторных поездов, глубокие борозды зимников. По лежбищам пустых цистерн и бочек можно было определить, что здесь когда-то стояла буровая, потом ее перевезли на другое место, и жирные пунктиры следов подтверждали догадку. Действительно, примерно в трех километрах припорошенные снегом гусеничные круги веером расходились в стороны и западали в желтых сугробах. И пилот, глядя вниз, торжественно объявил, что мы пересекли ту незримую таинственную черту, что зовется Полярным кругом...

Вот тонкая ниточка елочек почти опоясала дышащее паром озеро — до чего красивая картина! Я наклонился к Прудникову: откуда здесь столько деревьев, тундра все-таки? Но он ничего не ответил, расплылся в улыбке: смотри, мол, сам и увидишь. Вертолет тем временем нырнул вниз, и прямо на глазах ниточка стаЛа рваться и двигаться, образуя петли. Оказалось, это отдохнувших у озера оленей перегоняли на новое пастбище. На ярком снегу зашевелились фигурки ездовых...

Пройдет около месяца — весна в Заполярье приходит быстро,— и этот снег уйдет в землю, обернется серо-

зеленым ковром лишайников, нежной геометрией мхов, чавкающими под ногами болотами, заросшими клюквой, морошкой и багульником. Пусть тундровая растительность не слишком богата разнообразием видов, зато каждый из них, пройдя тысячелетнюю закалку холодом, выработал удивительную приспособляемость. Мхи и лишайники неприхотливы к почве и очень живучи, растут даже на камнях. Правда, до тех пор, пока по ним не пройдет гусеница вездехода. Мхи еще как-то сопротивляются, пытаются вернуть утерянную площадь, а лишайники гибнут — слишком чутко реагируют они на вторжение техники. Чем кормиться тысячным стадам рогачей, если не останется оленьего мха — ягеля? А лишайник— это кладовая витаминов. Мне рассказали, что высушенное и истолченное до порошка растение излечивает цингу, предупреждает кишечные заболевания...

Конечно, обойтись на Севере без гусеничного транспорта нельзя, но регламентировать его езду можно. Для этого нужно использовать зимнее время (а здесь его хватает) для заброски горючего и оборудования к дальним буровым, когда тундра надежно укрыта снегом. К сожалению, эти рекомендации не всегда выполняются, и не потому даже, что очень сложны или требуют дополнительных затрат. Просто еще не все люди в силу инерции осознали свою связь с природой. Связь довольно ломкую, хрупкую, которая легко разрушается, но с трудом восстанавливается.

А ведь с каждым годом разбуриваются все новые и новые нефтеносные площади. Если еще недавно у усинских геологов главным плацдармом поисков был район междуречья Усы и Колвы, то сейчас они вышли в районы, граничащие с Ненецким автономным округом. Туда теперь смещается центр всех изысканий, там лежат еще не тронутые богатства...

Только что под нами был промышленный Возей, затем разведываемая Харьягинская площадь с рядами жилых балков и котельными. И вот уже Сандивей-3 — огромная окутанная белыми выхлопами буровая, возле которой толпился народ. Кто-то, заметив наш вертолет, отчаянно махал шапкой.

— Бедняги! — снисходительно заметил пилот, закладывая крутой вираж.— Вон как получке радуются!

Прудников оборвал его с холодной вежливостью человека, которому наступили на ногу:

— Ты сегодня радио слушал?

— Нет, а что такое? — всполошился парень.

— Утром на Сандивее-три получена нефть из известняков силурийских отложений. Нефть малопарафинистая, легкая.— И, повернувшись к нам, Саша добавил: — Готовьтесь играть туш!..

Вертолет пошел на посадку.

У с и н с к

ВАЛЕНТИН МАШКИН

ЧЕРНЫЕ ТЕНИ В

ЦВЕТУЩЕМ САДУ

гватемальской столице — городе Гватемала — в сквере напротив длинного приземистого Дворца правительства, украшенного колоннами, проходил митинг, созванный прогрессивными организациями. Проходил мирно, с разрешения властей. Впрочем, полицейские зорко наблюдали за собравшимися, готовые немедленно вмешаться.

Последним оратором был Оливерио Кастаньеда, двадцатитрехлетний лидер Ассоциации университетских студентов Гватемалы (АЕУГ). Он закончил речь, сошел с трибуны и, пробираясь среди расходящихся людей, направился с площади в сторону Шестой авеню — самой оживленной торговой улицы города. В этот момент из машины, медленно проезжавшей по авеню, раздалась пулеметная очередь. Раненый Кастаньеда пытался бежать, но его настиг второй автомобиль, прогрохотала еще одна очередь, студенческий вожак упал. Один из убийц подошел к распростертому телу и разрядил в голову юноши пистолет.

— И все это на глазах полицейских. Они и не шелохнулись, чтобы помочь жертве или настичь преступников! — с возмущением говорила Делия Мон-тес. Она была свидетельницей расправы.

Пепе Кабрера пожал плечами:

— А что ты хочешь? Для наших властей убийства стали «национальным видом спорта»,— и он тряхнул

4