Вокруг света 1984-11, страница 30

надо было так рано? Выглянув в окно, Таня увидела на балконной галерее стоявшего в полном походном снаряжении Ганса. Он сразу приложил палец к губам и, озираясь, прошептал:

— Фройлейн Таныа, я хотел попрощаться и сказать вам, что началась война с русскими. Мы уезжаем на фронт.

— Это правда? — забывшись, почти закричала она. Немец испуганно отшатнулся от перил, несколько раз утвердительно кивнул и скрылся в здании. Ошеломленная новостью, Таня быстро оделась и выскочила из комнаты.

Около парадного солдаты грузили свое имущество на машины, смеялись — сытые, рослые, довольные собой, предвкушая еще одну молниеносную победу.

Возле фонтана, который украшала статуя Геракла с извивающейся у его ног трехголовой гидрой, Таня чуть не столкнулась с капитаном Марквартом. На бледноватом вытянутом лице его играла снисходительная улыбка, но глаза мерцали голубоватыми острыми льдинками.

— Шлоссфройлейн? Так рано? — Заложив руки за спину, он сделал шаг в сторону в начищенных до блеска сапогах.— Куда-нибудь спешите?

Таня ощутила, как от насмешливого, с оттенком превосходства и презрения, голоса белокурого баварца гневом начинают полыхать ее щеки. Захотелось ответить дерзостью, но она сдержалась. И все-таки не утерпела, ответила язвительно:

— Спешите, по-моему, вы, господин капитан. Мне торопиться некуда, я дома. А в гости незваными не ходят — неизвестно, как встретят хозяева.

Маркварт намек понял сразу. Глаза его потемнели и сузились.

— Запомните,— цедя слова сквозь стиснутые зубы, он вскинул голову,— немецкие солдаты везде дома. И здесь тоже. А кто этому противится...— Тонкие губы его плотно сомкнулись. Маркварт вынул из кармана бумажник и, не спуская с Тани немигающего взгляда, веером развернул перед ее лицом фотографии.— Таких строптивых славянских свиней ждет эта участь.

На всех фото на первом плане стоял он, тогда еще обер-лейтенант, с сигаретой в руке и смотрел в сторону. Туда, где качались тела повешенных — девушки, растрепанного старика, остриженного наголо мужчины и подростка лет двенадцати.

— Так было в Югославии. Тоже славяне.— Маркварт щелкнул пальцем по глянцу, не торопясь сложил фотографии в бумажник и спрятал его в карман. Резко повернувшись, он не спеша скрылся за деревьями.

Через полчаса под журчание водяных струй из пасти поверженной чугунным Гераклом гидры друзья и соседи Тани Эдит и Янко узнали, каким роковым днем в истории стало это безмятежное летнее утро.

— Значит, чехословацкая «союзническая» армия станет воевать против

русских? — Янко ошеломленно взглянул на девушек.

— По-твоему, среди наших солдат нет честных людей? — вспыхнула Эдит.

Таня внимательно посмотрела на нее, и лицо ее оживилось.

— Правильно, Эдитка. Ты просто молодец! Словацкие солдаты должны воевать против фашистов, а не русских. Пусть лучше бегут в лес. А мы им в этом постараемся помочь. Геракл тому свидетель.

— Он-то уж не выдаст,— засмеялся Янко.

Здесь, у фонтана, они тогда и решили прогуливаться по воскресеньям в ближайшее село Каменица. Рядом, на самом краю лесных «владений» отца Тани, располагался аэродром, куда она с ним ездила не раз, и военный полигон словацкой армии. В Каменице отец и познакомил ее однажды с Маней, родителей которой хорошо знал. У них квартировали словацкие офицеры. На это Таня и рассчитывала.

Однако болезненной Эдитке принять участие в деле не пришлось. Но работу себе она нашла сама — стала писать листовки с призывами к словацким солдатам не воевать против своих русских братьев. Их распространял Янко вместе с Таней.

Дождь наконец-то прекратился. Ивана шла по обочине шоссе, поминутно оглядываясь назад — не появится ли подходящая попутная машина. И когда показался пятнистый, в серо-зеленой защитной окраске, «опель-капитан», Ива кокетливо поправила локон у виска и подняла руку, махая кружевным платочком. Резко свернув с проезжей части, машина остановилась.

— В чем дело? — Взгляд высунувшегося в приоткрытое окно немецкого майора не выражал ничего, кроме усталости.

— Господин майор,— скорбно улыбнулась Ивана,— мне надо к родственникам в Требишов. Такая ужасная погода, я боюсь простудиться.

— Немка? — Осунувшееся лицо офицера дрогнуло.

— Фольксдойч. За вашу любезность я по дороге постараюсь развлечь вас, спою «Лилли Марлен».

Очевидно, известная и очень любимая гитлеровцами песня заставила офицера вспомнить нечто приятное. Майор улыбнулся, но это была улыбка человека, для которого такого рода развлечения, да и вообще веселье стали далеким прошлым. Он кивнул шоферу, и тот, выйдя из машины, открыл заднюю дверцу.

Сентиментальная «Лилли Марлен» выручала Ивану не раз. Если б только знали слушатели, что их обожаемую песню исполняет партизанская связная. Когда-то Ива занималась в театральном кружке, умела вживаться в образ, а смелости и находчивости занимать не приходилось. Эти ее черты характера и были замечены Ладиславом Сабо — руководителем районного антифашист

ского подполья в Гуммене. Именно у него на квартире она впервые увидела и познакомилась с настоящими партизанами, бежавшими из плена русскими,— Дмитрием Основиным, Николаем Кудрявцевым, Андрюсенком и Пугачевым, командиром партизанского отряда. Но Лацо Сабо стал ее «крестным отцом» в подпольной работе.

ПРАЗДНИК СВЯТОГО МИКУЛАША

За окном вагона проплывал серо-черный лес, от тоскливого вида которого становилось грустно. Но Тане только казалось, что виной всему эта слякоть. Да она и не видела ее, мысли витали далеко от родных мест. Вчера удалось послушать передачу по радио из Лондона. Гитлеровская армия стоит под Москвой, в осаде Ленинград. Что же будет дальше? Последнее время и отец стал неразговорчивым, хмурым, домой приходил поздно, часто уезжал в командировки. Видимо, прибавилось работы на лесопильном заводе.

Вагон дернуло, заскрежетали тормоза — поезд приближался к вокзалу. Прибывал он в Гуммене к семи часам утра. На нем ездили в основном учащиеся старших классов и женщины, стремившиеся кое-что продать со своего огорода. Занятия в коммерческом училище начинались в восемь, время еще было...

В зале ожидания она присела на скамью и раскрыла немецкий журнал.

— Здравствуйте, Танечка!

Она подняла голову.

— Добрый день, пан Сабо...

Ладислав Сабо жил по соседству с

хозяйкой дома, у которой Таня в зимние холода оставалась ночевать. Его дочь Маргиту, скромную, замкнутую девушку, тоже многие знали в городе. Сабо организовал у себя частную мастерскую по изготовлению рам для картин, и заказчиков хватало. Как-то в разговоре ее хозяйка пани Ружена невзначай заметила: «Теперь такое время, что и с соседями надо быть осторожней. Один порядочный человек и остался, с кем можно поговорить откровенно,— пан Сабо.— Понизив голос, добавила: — Коммунист...»

И вот неожиданная встреча...

— Вижу, времени свободного у тебя хватает,— негромко заговорил Сабо,— даже зависть берет. А тут крутишься как белка в колесе, но не успеваешь все переделать. И помощников нет.

— А Маргита? — Слышать такое Тане было довольно странно.

— Ну, дочка у меня молодец, старается. Может, ты бы ей помогать согласилась? Сама-то чем занимаешься в свободное время?

Ладислав Сабо уже не улыбался и смотрел на Таню испытующе. Она каким-то шестым чувством поняла, что от нее требовалось.

Они шли по улице, и Таня, волнуясь, довольно-таки сбивчиво рассказывала ему об Эдитке, Янко и Мане, разговоре у фонтана и «походах» в село Камени-

28