Вокруг света 1984-11, страница 35

раскопок. Как археолог я должен был только проверить рассказ геолога и выяснить, что именно он видел.

Осматривая разрушенные кладки, заглядывая в погребальные камеры, я проникался все большей уверенностью, что вряд ли разборка этих сооружений принесет исследователю какие-либо находки. От погребенных здесь давным-давно не осталось никаких следов. Судя по тому, что почти все камеры были в древности раскрыты, тела покойников стали добычей хищных зверей. Затем наступила очередь дождей, ветров, мороза и снега, которые в условиях Заполярья бесследно уничтожают за одно-два тысячелетия не только кости, но даже остатки глиняной посуды, не говоря уж о предметах из дерева или металла. Так что единственное, на что можно здесь рассчитывать, это каменные орудия... если только они были положены с погребенными и не стали добычей предприимчивых иноплеменников.

Обойдя каменные кладки, я решил пройти дальше по гребню террасы на восток, где кончались галечники и начинались пески, затянутые ягелем, вереском, воронихой и медвежьей ягодой, поднимались чахлые сосенки, а еще дальше светлели котлованы раздутого ветром песка. Влекли они меня к себе потому, что в сходных условиях на таких же развеянных дюнах я находил сезонные стойбища древних рыбаков и оленеводов. Прямо на песке там лежали остатки очагов, пережженные кости убитых зверей, скребки из кварца, наконечники гарпунов и копий из черного шифера, даже редкие черепки от горшков, которые не успел разрушить мороз, не источили песок и ветер.

Я прошел больше километра, прежде чем наткнулся на одинокие дюны, увенчанные кустами низкого можжевельника, державшего песок своими многочисленными мелкими корнями и низко стелющимися ветвями. Побродив среди них, я собрался уже вернуться к машине, как вдруг мое внимание привлекли несколько необычные бугры, вершины которых увенчивали не кусты можжевельника, а кучи камней. Их не сразу можно было заметить, камни терялись среди султанов высокой травы, росшей на этих буграх. Но стоило подойти ближе и всмотреться, как все сомнения исчезли: передо мной был еще один курганный могильник, только на этот раз поставленный не на галечнике, а на песке. Все было удивительно похожим — размеры, каменные кладки, образующие такие же маленькие камеры для тела покойного, провалившиеся плиты перекрытий. И так же, как те, эти курганы тянулись цепочкой вдоль края песчаной террасы, изъеденной ветровой эрозией-

Второй могильник загадочного народа. И где — всего лишь в километре от первого! Два десятка насыпей, вы-

3 «Вокруг света» № 11

строившихся параллельно берегу, сохранились неодинаково. Одни основательно расползлись по мере того, как ветер подтачивал их песчаный фундамент, другие завалились внутрь, третьи, похоже, сохранились лучше других, но в целом все они являли собой достаточно величественное зрелище.

Кто оставил здесь эти могильники?

Вопрос не давал мне покоя, пока я осматривал и фотографировал эти сооружения. Два могильника, и так близко друг от друга! Рассеянный вечерний свет, сочившийся с пасмурного неба, скрадывал очертания кладки, но по мере того, как я постигал конструкцию и последовательность возведения этих погребальных сооружений, пытаясь представить обряды и верования этих людей, исходя из положения могильника на местности, ориентации камеры, характера перекрытий, мне начинало казаться, что нечто похожее я уже видел. Больше того, видел на Белом море...

И наконец вспомнил.

Действительно, на Кольском полуострове пока ничего похожего известно не было. В древнем могильнике на Большом Оленьем острове в Кольском заливе погребенные были зарыты в песок в вытянутом положении, что уже исключало какую-либо общность обряда. Иначе выглядел и другой, еще более древний могильник на Онежском озере, расположенный тоже на Оленьем острове. Между тем на Белом море известен третий могильник, достаточно обширный и необычный, который находится на Большом Заяц-ком острове, входящем в Соловецкий архипелаг.

Большой Заяцкий остров приобрел широкую известность среди археологов в первую очередь своими лабиринтами — огромными, до 40 метров в диаметре, спиралями, выложенными из камней в незапамятные времена. Существует несколько гипотез, пытающихся объяснить назначение, смысл и время постройки этих загадочных каменных сооружений, обнаруженных на пространстве всего севера Европы — в Норвегии, Швеции, на Кольском полуострове, в Финляндии, Карелии и даже на Британских островах. В лабиринтах видели модели рыболовных ловушек, считали их «памятными знаками» разных лиц и событий, культовыми сооружениями древних народов... Загадкой лабиринтов мне пришлось заняться в связи с открытием на востоке Терского берега остатков сезонных стойбищ древних охотников на морского зверя, отличных от стойбищ рыбаков и оленеводов. К этому времени большинство ученых согласилось, что каменные спирали связаны с культом солнца у обитателей Северной Европы и, как ни странно, в целом выполняли те же функции, что и знаменитый критский Лабиринт, прославивший Тезея. Вместе с тем они являлись как бы входами

в подземный мир, куда согласно представлениям тех людей вслед за солнцем отправлялись души умерших.

Вспомнил же я об этом потому, что идеальное воплощение такого объяснения можно было видеть как раз на Большом Заяцком острове, где лабиринтами окружены несколько десятков каменных куч — родовое кладбище народа, обитавшего на островах и побережьях Белого моря. Долгое время эти кучи были загадкою для ученых, пытавшихся их раскапывать, пока живущий в Архангельске археолог и историк А. А. Куратов не обнаружил под ними остатки захоронений.

Разница между могильником на Большом Заяцком острове и теми, что были обнаружены Эриком Ховилой и мною на южном берегу Кольского полуострова, была не так уж велика. Она заключалась, пожалуй, только в материале: там — круглые гранитные валуны, из которых трудно выложить что-либо определенное, кроме каменной кучи или пирамиды, здесь — плоские плиты, складывающиеся в определенное архитектурное сооружение. У меня не оставалось времени, чтобы искать лабиринты, но я был уверен, что они где-то есть, как те, что известны возле Умбы и в Кандалакшском заливе.

Общим представлялся мне и принцип погребения: на поверхности почвы, внутри очень небольшого каменного сооружения, предполагающего, что покойника туда опускали в сильно скорченном или даже расчлененном виде. Общим было и нахождение этих могильников на морском берегу, что, в свою очередь, позволяло их связывать с древней культурой морских охотников и мореходов, чьи изображения можно видеть на скалах Карелии возле реки Выг.

Кто они были? Предки саамов, вынужденные позднее уйти с морских берегов в горы и тундры севера Европы? Предки карел и ливов, бывших позднее на Балтийском море грозой шведских и норвежских викингов? Неведомый историкам народ, исчезнувший в пучинах северных морей или переселившийся задолго до нашей эры на запад — на Британские острова, в Шотландию и в Ирландию? Ни на один из этих вопросов нет пока даже приблизительного ответа. От этих полуразрушенных погребальных сооружений тянулись невидимые нити к лабиринтам, связывая их, в свою очередь, с наскальными изображениями Северной Европы и со стойбищами морских охотников, которые мне посчастливилось найти возле Стрельны и Чапомы. Каждое из этих открытий, каждый факт, с ними связанный, словно точки, булавочные уколы на чистом пока еще листе тайны, но они выстраиваются в систему, они уже намечают контуры грандиозной исторической загадки, которая — теперь это можно утверждать — ждет на Севере своих исследователей.

33

35