Вокруг света 1985-08, страница 16
— Горизонт чист... Сейчас все зависело от акустиков. — Слышу цель! Кажется, Игорь повторил вслух: «Слышу цель». Пояркин оторвал руки от руля и медленно вытер ладони о штаны. — Пеленг на цель! — выдохнул командир. Акустики быстро называли пеленг и дистанцию «пойманных» кораблей. На экране перед Игорем засветились яркие штрихи. Интересно, как «звучит» цель? Шла восьмая минута атаки. Старпом так и сказал: «Идет восьмая минута атаки». Корабли «противника» начали маневрировать. Услышали лодку? Чтобы атаковать цель, надо занять позицию для залпа. Занимаем. Командир делает вывод: «Один из кораблей охранения — цель два — постоянно прикрывает главную цель». Командир принимает решение: — Цель два — цель первого залпа! Первым залпом был «уничтожен» корабль охранения — тот, который прикрывал. После стрельб Игорь, усмехнувшись, поднимет указательный палец и скажет мне: «Вот этим пальцем и нажимаю кнопку «Залп». Теперь атака на главную цель. Напряжение в отсеке уплотнилось, все действовали быстро, четко, без лишних эмоций, подчиняясь не только слову, но интонации командирского голоса. — Залп! И хотя торпеды не вырвались из аппаратов, а крейсер «противника» с кораблями охранения шел своим курсом, едва прозвучала команда «Отбой», люди молча откинулись к спинкам кресел, переборкам и так, в молчании, застыли, продолжая смотреть на приборы. — Кажется, мы еще не завтракали?..— Командир встал первым. Ужин начался весело. В кают-компанию вошел командир, неторопливо сел на свое место и с грустью посмотрел на меня. Коротко вздохнув, сказал: — Давай... Тут же по рукам пошел стакан, до краев наполненный водой. Штурман передал его командиру, тот — старпому, старпом — Игорю, а Игорь — он сидел рядом — бережно поставил стакан передо мной. Я было хохотнул, но смолк — все серьезно молчали. Командир встал: — Сегодня мы посвящаем вас в подводники. Эту воду с глубины придется выпить за первое погружение.— И, словно утешая меня, добавил: — Конечно, соленая, но... таков обычай. Игорь хлопнул меня по плечу: «Главное — задержать дыхание — и залпом!» — Легко сказать... залпом...— пробормотал я и принялся пить горько-соленую морскую воду. Потом мне вручили удостоверение о первом в моей жизни погружении. Чай остывал, но люди, которые сидели сейчас за столом, были свободны от вахты и расходиться не торопились. Они старательно продлевали эти редко выпадавшие на лодке минуты, когда можно задержаться в кают-компании и спокойно говорить. Даже усталость, навалившаяся после длинного лодочного дня, не мешала, а, наоборот, была приятной неизбежностью. — ...Целых два месяца я не знал, что она родилась! — Штурман, рассказывая, ерзал на стуле, словно на раскаленной сковороде, и никому не давал себя перебить: — Возвращаюсь после плавания домой и узнаю — дочь! Два месяца уже живет, и все два месяца живет без имени! А?! Это, конечно, понятно! Не могли же они дать имя без меня. Но зато как назвали!..-— Он выдержал значительную паузу. Потом будто спел: — Ви-о-ле-та!.. — Как сырок,— негромко вставил Игорь. Штурман медленно посмотрел в его сторону и невозмутимо ответил: — Сырок звать «Виола». Ты, мой друг, перепутал.— И снова повернулся ко мне: — А однажды я был Снегурочкой! Под водой. Точно говорю. Фактически! В новогоднюю ночь возвращались в базу. Дед Мороз есть, а ее нет. Где взять?.. А я ростом маленький, и... лицом ничего. А однажды... — Штурман, хватит травить,— коротко улыбнулся командир.— Ты бы лучше рассказал, как ты качку переносишь и что при этом чувствуешь. Штурман взял стакан и под дружный хохот начал дуть на холодный чай. Вспоминали Север. Многие начинали службу там, на берегах холодных морей, и там же, после училищ, ступив на борт лодок, уходили в плавание — первое и порой долгое. Когда говорил Игорь, казалось, он все время шутит: у губ ложится неровная складка, а в глазах — беспощадная насмешливость. Вот и сейчас так: — Я как на Север приехал, в тот же день ушел в плавание. Успел только вещи в пустую комнату забросить. Попали в сплошные шторма — зима начиналась. Стоишь на мостике — идем в надводном положении,— волна ударит — брызги в лицо, тут же челюстью шевелить надо, чтобы ледяная корка осыпалась. Стынет враз — ветер, холод. А по ночам березки снятся. Навя-я-язчиво! Вернулись, прихожу домой, жена с сынишкой встречают — они уже приехали. Сын, совсем маленький, как увидел меня в черной шинели, шапке, с мороза, так заревел от страха. Чужим я ему показался... — Тебе, Игорь, с женой повезло. Фактически. Мне, конечно, тоже повезло... Но Игорь молчал, словно не слышал штурмана. Рядом, за переборкой, застучал тарелками кок. Игорь взял из вазочки сушку и с хрустом разломил ее в кулаке: — Ас женой, штурман, мне и вправду повезло. По всему свету за мной мотается и все еще держится. — Вот и я говорю — привыкла! — охотно ответил штурман.— А моя... Игорь хлопнул по краю стола: — Э-э-э, нет! Разве можно привыкнуть к неизвестности? Разве можно привыкнуть к тому, что утром я покупаю два билета в кинотеатр, а вечером жена идет туда одна, потому что уже днем я вышел в море? Нет, штурман, к этому женщина никогда не привыкнет. Терпеть может, это да, а привыкнуть... Командир встал: — Пойду вздремну часок. Разбудишь, старпом.— Он одернул рубашку и вышел. — И я пойду. Посмотрю, что в центральном,— сказал старпом и пошел вслед за командиром. Штурман шумно отхлебнул из стакана: — А недавно я свой день рождения встретил под водой. Мне, помню, двадцать пять исполнилось... Я думал о том, что лодка, вышедшая в море,— это экстремальная ситуация, которая возникает по необходимости, и люди выбирают ее сознательно, как долг. Всплывая, лодка осматривается. Мы зависли на перископной глубине. Резкие звонки катились по переборкам, заглушая шум дизелей. Я никогда не представлял, что электрическое освещение может так надоедать, и сейчас, здесь, рядом с командиром — он стоял у перископа,— я уже представлял поверхность моря, которое открывается, как вспышка, ярко, сине-белым. — Глубина? — Четыре метра! Вслед за старпомом — он находился ниже нас, в центральном, у приборов,— я начал отсчитывать про себя метры: «Три... Два... Один...» Вокруг все закачалось. В нас ударили волны, и ветер начал облизывать мокрое тело лодки. Командир выпрямился: — Ну вот и славно. Потом он, растягивая слова, сладостно проговорил: «Ох и покурим мы сейчас, хоть это и вредно для здоровья...» И его лицо снова погасло. Он ступил на перекладину вертикального трапа, круто уходящего к задраенному люку, и сверху донесся его хрипловатый голос: — Пошли подышим. ...В лицо бьет ветер. И на губах он 14 |
