Вокруг света 1985-10, страница 48

спрашивать, как она делается и как топится... Я,— вспоминал Гнусин,— ничего не подозревая, дал простодушно все указания и даже объяснил способы применения герметических дверец». Слава о гнусинских печах дощла до Петербурга, многие церкви, гимназии, приюты и лазареты для бедных пожелали иметь дешевое отопление. Дмитрий Емельянович частенько наезживал в столицу, и зимою, сидя в нетопленом вагоне, коченел от холода, хотя был в шубе и в валенках. Однажды ему встретился на вокзале инженер-генерал Крафт, бывший в ту пору начальником Николаевской железной дороги.

— Николай Осипыч,— спросил его Гнусин,— а как цари до Москвы катаются? Неужто, как и мы, трясутся от холода?

Крафт провел его в царский вагон, по углам которого были расставлены большие медные баки, и пояснил, что на станциях в них заливают крутой кипяток — возле баков его величество с высочествами по очереди греются. Тут печник задумался.

— А... за границей? — спросил.— Тоже баки?

— Да нет. Ничего не придумали...

Вернувшись в Москву, мастер узнал от жены, что в его отсутствие мастерскую усердно посещал архитектор Левестам.

— Такой настырный,— говорила жена.— Что, как да почему? Все печами твоими интересовался. Даже срисовывал...

«Я не придал этому никакого значения,— вспоминал Гнусин,— тем более такое любопытство в архитекторе считал вполне понятным». Но жена скоро известила мужа, что, стоит ему выйти за порог дома, как является Левестам — тут как тут.

— Смотри мне! Ежели шашни какие примечу, так я тебя...

На всякий случай он намотал ее косы на руку.

— Да Христос с тобою! — пала перед ним жена на колени.— Да я рази Митеньку сваво на энтого Матвея променяю?..

Дмитрий Емельянович уже не находил покоя: как наполнить теплом промерзлые поезда, чтобы пассажиры чувствовали себя в вагонах столь жё уютно, как в жилых комнатах. Рассуждал:

— От Москвы до Питера — куда ни шло, зубами постучать можно. А ежели рельсы в Сибирь протянут, тогда как? До Иркутска всякая живая душа сосулькой станет...

Изобретя особые печи для пассажирских вагонов, он сам мотался по рельсам туда-сюда, чтобы обучить проводников ими пользоваться. Скоро отопление вагонов достигло такого совершенства, что перед отходом поезда пассажиров спрашивали:

— Дамы и господа, скажите, какую температуру желаете иметь в ва

гоне, и ваше желание будет исполнено...

М. Ю. Левестам скоро обнаружился как автор «хозяйственно-экономи-ческих печей», в которых Гнусин сразу распознал свои же «переносные» печи; Левестам чуть-чуть их изменил, что-то исправил в них и теперь выдавал за свои... Дмитрий Емельянович поспешил к юристам, но они печника едва выслушали:

— Сравни себя, мужичье, и господина Левестама, который с отличием окончил императорскую Академию художеств, а ныне он в Москве принят в лучшем обществе...

Левестам наладил массовый выпуск печей, поставив дело на широкую ногу, доходы из кобелька Гну-сина быстро переместились в элегантное портмоне дипломированного плагиатора. Скоро ударила судьба-злодейка и с другой стороны: Николаевская железная дорога отказала Гнусину в подряде на установку его печей в вагонах 2-го и 3-го класса. Дмитрий Емельянович обратился с жалобой в сенат:

— Если мои печи плохи, так почему ж их по-прежнему ставят в вагонах первого класса, где важные персоны катаются?

Министерство путей сообщения, как и распутная жена Цезаря, должно было оставаться вне подозрений.

— Уж не собираетесь ли вы судиться с министром?

На это Дмитрий Емельянович не решился...

— Таким образом,— вспоминает Гнусин,— я очутился в плохом положении... Я пришел в отчаяние и спрашивал себя: неужели голова моя стала пуста, что ничего нового не придумает?

Сидя за пивом в Чижовском трактире, приказывал себе:

— Думай, сукин сын Митька... Думай, Емельяныч!

Была как раз масленица, дома его ждали гости, чтобы ехать на тройках с бубенцами под Новинское, а он сидел в трактире и думал, думал, думал... В голове возникли два вопроса, казалось бы, несовместимые: почему в доме цветы завяли? Почему в вагонах при его отоплении полы оставались холодными?

— Самому тепло, а ноги-то у меня зябли... да, зябли.

«При этом у меня в голове явилось новое изобретение, и я сразу придумал свои паропневматические печи». Он вернулся домой, а там разряженная жена, там праздничные гости:

— О, хозяин пришел! Кони заждались... едем, едем!

Дмитрий Емельянович отстранил от себя жену:

— Езжай сама, а меня не тронь... я думаю!

В квартире была ненормальная сухость воздуха, отчего цветы стояли почти без листьев. Гнусин вызвал плотников:

Выламывайте вот эту половицу... эту... и вон ту!

Вернулась жена с гулянья, а дома;— черт ногу сломит:

— Ты обо мне-то хоть подумал ли? Хоть меня пожалел бы.

— Молчи, зануда! Что ты в печах понимать можешь?..

Новое отопление заработало, и случилось чудо: цветы ожили. «Я довел теплоту воздуха до 36° по Цельсию и увидел, что с увеличением температуры соразмерно увеличивается и влажность воздуха». Первый заказ на свои новые печи он получил от московского губернатора П. А. Тучкова, человека образованного.

— Й так мыслю,— сказал ему Гнусин,— что казенное учреждение за один Лишь сезон расходует на отопление целый лес, а частному дому потребна роща. О лесе никто не думает, благо Сибирь еще топором не тронута, а когда хватятся, будут и щепкам радоваться. Вот и желаю я, чтобы там, где ныне топят сразу десять печей, осталась одна печь, греющая по-настоящему...

— Возможно ли соблюсти такую экономию?

— Сужу по опытам,— отвечал Гнусин.— У меня в доме легко дышится, а цветы распускаются, как в саду...

Его пригласили в городскую думу Москвы:

— Хамовнические казармы за прошлую зиму спалили сто десять сажен дров; Днем и ночью там пылают семнадцать печей и три камина. Вот скажите, что можно сделать для экономии?

Дмитрий Емельянович приготовил расчеты:

— Поставлю шесть своих печей, а вместо ста десяти сажен дров будет потребно всего пятнадцать сажен... не больше!

Хамовнические казармы получили его систему отопления. Все остались довольны — все, кроме смотрителя зданий. При мизерном жалованье он жил как бог, беспощадно воруя казенные дрова, продавал их на сторону. Легко воровать, если дрова завозили обозами, а Гнусин навел такую экономию, что стащи хоть полено— сразу заметят... Смотритель стал думать, как бы вернуть казармы в райское блаженство былых времен? Думал недолго, и весь мусор, какой был в здании, ежегодно сгребал в «обороты» кривых дымоходов. Хамовнические казармы наполнились угаром.

Дмитрий Емельянович сразу догадался, в чем тут дело:

— Прошу созвать комиссию от городской думы...

46