Вокруг света 1985-10, страница 47

Отец включил сына в артель на правах подмастерья, поручив надзирать за ним мастеру Василию, который (как вспоминалось на старости лет) «колотил за неисправность, бранил меня всякими словами, а жаловаться отцу я не смел». Отец сам не раз кричал Василию:

— Чего с ним лижешься? Лупи прямо в соску...

Было трудно ребенку месить сырую глину, таскать кирпичи по этажам, но отец жалости к нему не ведал.

Скоро тятенька велел сыну «в науку» ломать печи в старых домах. Мальчик ударился в рев, но тут же получил от мастера Василия хорошего «леща» но загривку:

— Делай как указано. Иначе зашибу и весь разговор...

Потом-то отрок понял, что ломка старых печей — такая «наука», без которой печника не получится. Внутри голландских печей, крытых старинными изразцами, открылся целый мир, доселе неизвестный. Иногда «обороты» дымоходов были столь заманчивы, словно он попадал в волшебный замок.

— А чему дивишься? — сказал отец. — В хорошей печке, как в часах, каждая штучка от соседней зависит...

Россия согревалась от печей различных: были голландские, помнившие еще Петра I, свиязевские — наследие графа Аракчеева, утермар-ковские, аммосовские, «калориферы» инженера Соболыцикова, чисто русские, наконец, просто печки без названия, но в каждой из них жила душа мастера, таились его фантазия, его норов, его талант, его ошибки и промахи... Заметив, что в сыне проснулся профессиональный интерес, отец указал:

— Теперь сам сложи печку какую хошь, но тока «обороты» дымовые без меня не строй... боюсь, не справишься!

Отец удивился, когда сын, сложив печь, устроил ее «обороты» сам, но каким-то необычным способом — новым.

— Откуда ты это взял? — спросил

он.

Митя сказал, что печку сломать и дурак может:

— Но я же не только ломал — я еще и думал ломая...

Артель Емельяна Гнусина держала важнецкие подряды, обслуживая печное хозяйство Кремля, она ведала сложным отоплением московских театров, печи Гнусиных обогревали гостиницы и постоялые дворы, было много частных заказов. Наладка дымоходов всегда нарушает замыслы архитектора, конфликты зодчего с печниками неизбежны, и потому Митеньке с детства довелось общаться с архитекторами. Это был Федор Рихтер, ближайший приятель живописца А. А. Иванова, создавшего бессмертное полотно «Явление Хри

ста народу»; это был Константин Андреевич Тон, архитектор Большого Кремлевского дворца и Оружейной палаты. От них Д. Е. Гнусин получил первые зачатки культуры, они привили ему золотое правило: учиться, учиться постоянно...

Отец сделал его мастером, главою артели. В возрасте девятнадцати лет мальчик стал для всех Дмитрием Емельяновичем. Хотя в семье Гнусиных нужды и не знали, но тятенька был скуповат, а на голландскую печь в своем доме он даже злился:

— Во, прорва! Пятнадцать копеек в день прожирает... Неделю погреет — отдай ей рупь и не греши. Дорога!

Митенька шутя соорудил переносную печку, «которая хорошо нагревала комнату и вполне заменяла нам голландскую печь, которую мы совсем перестали топить». Это случилось в"1845 году, а вскоре отец заставил сына жениться. Дед, осевший в деревне на Волге, прожил Мафусаилов век, но сын его, Емельян Гнусин, умер еще молодым осенью 1848 года...

На поминках Дмитрий Емельяно-вич нарочно подсел к архитекторам Тону и Рихтеру, ознакомил их с чертежами своей переносной печурки:

— В день она сжигает всего на полторы копейки. Сами понимаете, сколь выгодна такая печурка для бедного человека.

Тон советовал послать чертеж в «Департамент мануфактур и торговли» (был тогда такой), дабы получить патент на изобретение, а Рихтер разругал чертеж на чем свет стоит:

— Эх, Митька! Темнота мужичья... Изобретать печки умеешь, а чертить не сподобился. Давай сюда шпаргалку свою. Черт с тобой, не поленюсь, вечер угроблю — сам чертеж сделаю...

Близилось окончание работ по созданию Большого Кремлевского дворца, который уже начали протапливать. Весною 1849 года ожидали приезда в Москву императора Николая I, и архитектор Тон, конечно же, волновался:

— Слушай, Митька! Ты мне, как на духу, ответь честно: что там с печами? Сам знаешь, что за голову царя, больную от угара, и мне голову намылят. Да и тебе на орехи достанется...

Печи и дымоходы в Кремле налаживал еще покойный батюшка, а сын был уверен в качестве отцовской работы:

— Все будет в ажуре, Константин Андреич. Но за вентиляцию не ручаюсь, если из кухонь по всем палатам чад разойдется.

Новый дворец уже осваивали полсотни поваров и легион челяди, наехавшие из Петербурга. К счастью, они оказались ребятами покладистыми, старались не нарушать режим топки гигантских кухонных очагов.

Однако чад от приготовления пищи все-таки поднялся по клеткам лестниц, заполняя парадные комнаты, и тогда барон Лев Боде, будучи президентом дворцовой конторы, сказал Гнусину, что он его... повесит! ¹

— Помилуйте,— отвечал мастер,— мой батюшка язык обмолол, чтобы вытяжные трубы сделали... А теперь вы его и вешайте! Он на Ваганьковском от трудов праведных отдыхает.

Беды начались, когда нагрянул сам император с такой свитой, что кухни дворца работали с утра до ночи, не в силах прокормить всю эту ораву камергеров, шталмейстеров, статс-дам и фрейлин. Гнусин наладил вентиляцию, чтобы устранить чад, но он ничего не мог поделать с артелью истопников на кухнях.

— Как хошь! — отвечали они.— А с нас тоже требуют. На каждую плиту таперича в един день по сажени дров вылетает.

В один из дней жене Дмитрия Емельяновича срочно понадобились кружева и ленты, он взялся сопровождать свою молодуху по лавкам торговых рядов. Неожиданно с улицы донесло перезвоны пожарных колесниц, в публике разом заговорили:

— Горит... понеслись уже! Кремль загорелся...

Гнусин проник в Кремль через Никольские ворота, уверенный, что печи — гнусинские! — пожара не вызовут. По работе пожарных он точно определил, что огонь возник в трубах, упрятанных в стенах здания. Во Владимирской зале он застал Тона и Рихтера, здесь же метался и растерянный барон Боде.

— А-а, вот и ты! Так что теперь делать?

— Стену ломать,— отвечал Гнусин барону...

Старик Тон первым взялся за лом, набежали рабочие, огонь был забит водою.

Тон с Рихтером были рады, что так обошлось. Но предупредили Гнусина, чтобы ночевал в Кремле, на всякий случай советовали взять из чертежной мастерской планы дымоходов. На другой день загорелся второй Кремлевский дворец — Малый, и теперь барон Боде испугался не на шутку... Гнусину он сказал:

— Ты что? Императора спалить вознамерился?

Дмитрий Емельянович с чертежами в руках доказывал президенту дворцовой конторы, что виноваты царские повара, которые в кухонных плитах разводят пламя, как в доменных печах:

— Тут не только щи — тут и сталь варить можно...

Вскоре Гнусин получил патент на свои «переносные печи», ставшие модной новинкой. Одну из таких печей он экспонировал на промышленной выставке; архитектор Матвей Юрьевич Левестам «начал меня рас

45