Вокруг света 1986-01, страница 23

них... Вот, кушай,— он положил гольца.— Твоим будущим детям очень нужны соки свежей рыбы.

Питычи не спеша вернулся к реке. А росомаха подошла к гольцу, долго ловила запах рыбы, потом села и, облизываясь, стала смотреть в сторону охотника. Питычи махнул ей рукой и пошел дальше. Километрах в двух от рыбалки, в узкой ложбине, он увидел знакомый ольховый куст, подошел и потрогал его.

— Етти, Емромкыкай. Здравствуй, куст. Давно мы с тобой не встречались. Как ты поживаешь? — Он внимательно оглядел ольху.— О-о, вчера ты кормил зайца. А на этой ветке сидела куропатка и кушала почки... Летом сюда приходил олень, и его ты тоже накормил...— Питычи посмотрел вокруг. Везде из-под снега торчали тонкие веточки.— А сколько у тебя стало детей! Ты правильно живешь, куст. Сейчас я буду лечить тебя, а ты напоишь охотника горячим чаем, расскажешь новости и услышишь мои.

Старик достал нож, вырезал засохшие ветки и вдруг увидел, что на объеденных зайцем побегах выступили капли сока.

— Уже проснулась твоя кровь,— произнес охотник.— Значит, будет ранняя и дружная весна. Спасибо, что ты сказал мне об этом, куст. Сейчас я закрою твои раны жиром гольца.

Старик унес высохшие ветки под обрыв, выковырнул из песка три камешка, приладил над ними консервную банку и разжег маленький, в ладонь, костерок. Пока в банке таял снег, старик достал рыбину, жирным куском натер срезы куста, а потом, начиная с носа гольца, стал отсекать ножом тонкие пластинки и класть в рот. Аромат свежей рыбы смешивался с горьковатым запахом горящих веток, на зубах старика похрустывали хрящики, и ему вдруг стало так хорошо, что он засмеялся.

Вода в банке закипела, старик достал галеты, чай и сахар. Он долго чаевничал в теплой ложбинке, рассказывал вслух о своем путешествии, слушал в ответ,тихий шепот ветвей в струях ветра и кивал, полуприкрыв глаза, соглашаясь с необычным собеседником.

Отдохнув, Питычи собрался и зашагал по хрустким мхам берегового обрыва. Весной снег в долинах тает в первую очередь на берегах рек и озер. Повторяя их изгибы, пролегают в тундре твердые дорожки. Мудрая природа словно специально готовит их на время, когда снег становится вязким и ходить по нему очень трудно.

Солнце висело уже над сопками, загнав синие тени в распадки, а на их место разбросав голубые, зеленые и розовые. Его лучи превратили каждый кристаллик снега в самоцвет, щедро отдавали тепло и рождали в бесконечных снегах неуловимые звуки ранней весны. Звуки таинственными ручейками сочились в сердце старика, а там превращались в мелодию/ Старик и сам не заметил, как полилась песня.

О чем он пел? Вряд ли бы старик смог когда-нибудь вспомнить слова, рожденные его душой, весной и солнцем. Но он пел, закрыв глаза, покачиваясь, отчего казалось, что он сам, как тот молодой побег ольхи, пробившийся сквозь снег, радуется теплому ветру.

В середине дня старик, отыскав бугорок с хорошо просохшими мхами, снова почаевничал и лег спать до того часа, когда наст окрепнет и можно будет идти дальше.

Вечером Питычи перешел через реку. На противоположном берегу густой широкой полосой тянулся кустарник, за ним шла открытая тундра, а дальше, за грядой низких обрывистых бугров, дыбились сопки, в одной из долин, между которых много-много лет назад он пришел в этот прекрасный мир.

Питычи пробрался через кустарник. И перед ним открылась ровная, в высоких крепких застругах тундра. По долине Мечеги, вытянутой с севера на юг, круглый год гуляли ветры. Летом южные, зимой северные. Поэтому снег тут скапливался лишь в кустах да под берегом, а на открытых пространствах он лежал тонким слоем, но слой этот в верхней части был хорошо спрессован и под ним всегда жило много мышей*

Питычи огляделся. Так и есть: вот и охотники — лис Ятъёл со своей женой. Охотятся на Пицикыльгина, мышку. Ишь как супруг старается! У них в семье не сегодня завтра будут щенки.

Лисья пара мышковала на границе голой тундры, у кустов. В этом месте снег не так крепок. Красный Ятъёл быстро перебегал с места на место, не отрывая носа от снежной поверхности. Его светлая, почти желтая супруга суетилась меньше. Она передвигалась неторопливыми, плавными шагами.

Но вот лис надолго замер, потом быстро начал копать. Снег летел под брюхо и вдоль боков. Дважды он останавливался, слушал и снова начинал копать. Вдруг резко сунул голову в снег, просунул дальше, еще дальше. Снова замер. Потом медленно и торжественно выпрямился. В зубах его висел толстый лемминг. Лис тряхнул головой, сбрасывая налипший снег, и пошел к супруге. Она села, обвила лапы хвостом и стала смотреть, как важно лис шествует с добычей. Лис подошел, склонился и положил лемминга. Жена обнюхала подношение, благодарно ткнулась в пушистую щеку и принялась за еду, а лис помчался искать новую добычу.

Наступила ночь. Над сопками, впереди, повисла лимонная заря. Чуть выше небо окрасилось розоватой зеленью, а сам купол из нежно-голубого стал темно-серым.

Питычи дошел до бугров и принялся петлять в мешанине ложбин, скатов и обдутых ветрами обрывчиков. Шуршание легкого ночного ветерка, скрип шагов и звук собственного дыхания не мешали ему думать, а думал Питычи о том, как завтра придет в бригаду, как встретят его дети и внуки и устроят в честь деда праздник. Будут петь песни о его охотничьих делах, об ордене, которым наградили его за хорошую работу, о долгих годах, которые он должен едце прожить на радость всем вокруг.

Неожиданно в мысли старого охотника вплелось далекое гудение. Вертолет? Нет, не похоже. Может быть, самолет, который летает из райцентра в Анадырь? Нет, нет. Звук самолета слышен сразу отовсюду, а этот звук с одного направления. Он идет сзади, от речки Мечег. Может быть, это совхозный вездеход? Да, это вездеход.

Гудение оборвалось. Остановился? Перед паводком по бригадам развозят резиновые сапоги, надувные лодки и другие вещи, необходимые в летних кочевках.

Новый звук опять заставил Питычи остановиться. Теперь он слышал шуршание и легкое звяканье. Совсем недалеко, за увалом. Этот звук старый охотник понял сразу: так шумит зверь, убежавший с капканом.

Навстречу из-за увала выскочил песец. Зверек заметил человека, но не остановился, а торопливо запрыгал к нему. Прыгал он изогнувшись, на трех лапах. Сзади в снежной пыли волочилась цепь. Пасть зверька была широко открыта, губы и свисающий язык в крови. Глаза почти круглые, в них красными огнями мечется страх. Песец с разбега бросился охотнику в ноги, закрыл глаза и оцепенел, только через шкуру торбасов ногам охотника передавалась мелкая дрожь.

Охотник огляделся. Никого. Ни звука. Все застыло в тревожном молчании. Питычи нагнулся к зверьку. Какой толстый! Самка, Нэврикук.

Старик ухватил стальную цепочку с куском доски на свободном конце. Когда в тундре не за что укрепить капкан, цепь привязывают к обрезку доски и заколачивают деревяшку в наст. Если заколотить правильно, то даже сильный человек ее не сразу выдернет. Но сейчас весна, наст днем подтаял... А почему так долго стоял капкан?

Питычи перебрал звенья цепи—дужки держали зверька за левую переднюю лапу.

— Нэврикук,— сказал Питычи.— Тебя ловил плохой человек. Разве он не знает, что в тундру пришла весна? Уже три недели, как исполком закрыл охоту. А может, этот человек забыл, где поставил капкан? Тогда он еще и плохой охотник. Давай свою ногу, Нэврикук.

Питычи сбросил рукавицы, придавил ногой дощечку, одной рукой осторожно придержал песца, а второй сжал пружину. Дужки разошлись, и лапа легко выскочила наружу. Значит, Нэврикук попалась недавно — лапа не успела закоченеть и примерзнуть к металлу.

— Ты счастливая, Нэврикук,— сказал Питычи.— Теперь иди домой. Иди, уже нечего бояться.

Старик выпрямился и прямо перед собой, на увале, из-за которого прибежала Нэврикук, увидел большого Ины, волка. Слева от него вышла волчица, еще левее появился один годовалый волк, справа — второй. Моло