Вокруг света 1994-05, страница 13

туда был закрыт. Там жрецы и фараоны принимали законы, вершили судьбы мира, приносили жертвы богам, прося у них благословения.

... Для начала войдем в храм Луксора. Благо он здесь, в центре города, на набережной. Построен более трех тысяч лет назад, при Аменхотепе III. Но каждый правитель вносил в его комплекс что-то свое: Тутанхамон выстроил колоннаду, Рамзес — зал для священной барки Амона.

Все в этом храме затмевает исполинская фигура Рамзеса, сидящего на высоком гранитном троне. Сам трон — шедевр древнего искусства. Фрески на его постаменте, словно кинолента, разворачивают перед вами картины давно ушедшей жизни.

Вот бредут связанные одной веревкой за шеи пленные. А здесь охотники, затаясь в камышах, поджидают чуткую антилопу. Рабы-нубийцы несут паланкин с госпожой. Птичник гонит гусей. Идет юная носительница даров с корзиной фруктов на голове... Да разве все перечислишь? Здесь воины в коротких набедренниках, писцы с тростниковой палочкой в руках, ткачи, пастухи, пекари, горшечники, медники, рыболовы, гребцы...

Когда в начале века археологи нашли головку Нефертити в синей тиаре, то все не сговариваясь воскликнули: «Рассказывать о ней бессмысленно — надо видеть!» Вот так и с храмами Луксора — их надо видеть. Надо пройти вдоль колоннады, мимо выстроившихся как на параде фараонов. Скрещенные на груди руки сжимают скипетр и плеть — символы власти. Левая нога чуть-чуть выдвинута вперед. К сожалению, многие фигуры обезглавлены. То ли их не щадило время, то ли приложили руку разного рода пришельцы. Немало их тут было за столько лет.

В Луксорском храме оставили след многие. Римляне возвели здесь арку, изобразили в нише Деву Марию, копты построили свою церковь, арабы поставили мечеть. При Александре Македонском у стен храма был разбит солдатский бивак.

Прекрасен и грандиозен Луксорский храм, и все же он уступает Карнаку. Карнак — главное святилище страны. Это место земного пребывания бога Амона.

«Я наконец попал в Карнак, — писал Франсуа Шомпольон, расшифровавший иероглифы,—я увиделроскошь, в которой жили фараоны. Все, что могли выдумать и создать люди, в гигантских размерах. Словно это были не люди, а гиганты ростом в сто футов».

В самом деле, монументальная архитектура храма подавляет размахом и мощью, но в то же время она изысканна и изящна.

... Поздним вечером мы собираемся в условленном месте — у кустарника тамариска — перед входом в Карнак. То и дело подкатывают фаэтоны, подвозя новых любителей ночного приключения.

Молчим, вдыхая живительный воздух ночной пустыни. Тихо... Слышно, как позванивают стаканы в широком поясе продавца араксоса — напитка из солодкового корня. В этот поздний час он один еще несет свою торговую вахту. Продавец немолод. Одет в длинную галабею. За спиной у него кувшин, в руке чайник с водой для ополаскивания стаканов. Нет, сегодня ему явно не заработать ни фунта — охотников освежиться холодным соком мало, на дворе ноябрь.

Темно, хоть глаз выколи. Где-то я читала, что в одной из германских церквей хранится бутыль с... «египетской тьмой». Наверное, такой вот чернильной тьмой, что сейчас вокруг нас.

В ночи храм еще величественнее и таинственнее.

Наконец знак подан, все пришло в движение — вперед! Минуем аллею сфинксов, огромные пилоны и вступаем в «просторы, где умолкло Время».

Впереди идет проводник. В его руке чадит факел, отбрасывая зыбкие тени. Кажется, он ведет нас не в храмовый комплекс, а в глубь веков.

В ночи отчетливо слышен каждый шорох. Шуршат по ногами верблюжьи колючки. Прошелестела вспугнутая кем-то ящерица. Или змея? Говорят же, что кобры сторожат тайны мира.

Вверху между колоннами кружат летучие мыши. Какие-то неясные звуки, напоминающие слабый стон... Может быть, эта душа Рамзеса? Она стонет, тоскуя по оставленному дому... Или предсмертный вздох животного, уготовленного к жертве? В те далекие времена здесь на алтарях текла кровь, чтобы вновь разлился Нил, удобрил илом землю и дал урожай.

Снова какой-то звук, похожий на хлопок. Не хлопнула ли дверь в подземной потайной гробнице, куда входит «ка» — душа фараона? Нет, конечно! Все намного прозаичнее. Это в старой кофейне ударил в ладоши припозднившийся посетитель, требуя огня для потухшего кальяна...

Глаза постепенно привыкают к темноте. Осторожно ступаем по песку, стараясь не поднимать пыль и не споткнуться об обломки статуй.

Входим в главный зал храма — гипостиль. В шестнадцать рядов выстроились сто тридцать четыре колонны с капителями в виде ветки папируса. И все сверху донизу испещрены письменами. Трогаю шершавые, уже остывшие за день плиты, и кажется, моя ладонь ощущает тепло руки человека, обтесавшего их за четыре тысячи лет до моего здесь появления.

Форма и расположение колонн создают такую игру света и тени, такое ощущение бесконечности пространства, что до сих пор Карнак считается непревзойденным архитектурным шедевром.

Воздвигнутый Рамзесом храм затмил все, что было построено на планете до него. Если верить папирусу, в Карнаке стояли восемьдесят шесть тысяч изваяний из мрамора, базальта, бронзы.

На стенах и обелисках начертаны гимны богам, рассказы о битвах, имена фараонов в царских картушах. Среди них имя единственной в истории женщины-фараона Хатшепсут. «Вы, которые через века увидите эти памятники, удивитесь! Чтобы позолотить их, я выдала столько золота, словно это были мешки с зерном».

В центре зала высится гигантская фигура Рамзеса, и рядом с ним хрупкая голубоглазая женщина — его любимая жена Нефертити. «Я поставил ее слева, где мое сердце, ибо я люблю ее».

Помимо Нефертити, Рамзес имел еще сорок четыре жены; у него было сотня сыновей, семьдесят дочерей, трое из которых стали его женами. Он был могучим атлетом. Правил Египтом шестьдесят семь лет, прославился победоносными походами, покорил Сирию, Палестину, наводнил страну дешевой рабочей силой, построил храмы и оста

вил потомкам три тысячи своих статуй.

Мы идем дальше. Бесстрастно смотрят каменные колоссы на текущий мимо людской поток. Вот богиня Сехмет с головой львицы. Недобрая это богиня, она насылает беды и болезни. Скорее прочь от нее! А вот у священного каменного скарабея надо остановиться. Есть поверье — если дотронуться до него рукой и трижды обойти постамент вокруг, желание исполнится. Не потому ли так отполирован ладонями этот серый гранит!

Я слушаю неторопливый рассказ проводника о празднике в честь Нила.

— После того, как верховный жрец объявляло начале разлива реки, из ворот Карнака выезжала золотая барка Амона. Она следовала мимо двух обелисков. Но не ищите второй обелиск: он увезен Наполеоном и теперь украшает площадь Согласия в Париже.

Путь Амона лежал в Луксор. Впереди в колеснице, запряженной пятеркой лошадей, выезжал фараон, богу подобный. На его плечах накидка из гепарда, в руках золотой жезл и плеть... За ним под барабанную дробь и свист дудок следовали все прочие — писцы, придворные, судьи. Красочную процессию замыкали лучники и стража.

У ворот Луксорского храма их встречали бритоголовые Жрецы и препровождали к жертвеннику, где курились благовония и лежала уже заколотая туша быка.

Фараон просил у бога благословения. Жрецы повторяли его слова. А тысячная толпа за стенами храма жадно ловила каждый звук, подхватывая молитву.

Затем фараон следовал в святилище, где хранилась статуя бога Нила, припадал губами к ее стопам. И только потом выходил со свитой к народу. Все вставали лицом к реке и пели ей хвалу. Жрецы опускали в воду длинный папирусный свиток, и его уносило течением.

Толпа ликовала. Люди на берегу и в лодках размахивали пальмовыми ветвями, горящими факелами.

Так рассказали хроники...

Далеко за полночь возвращаемся в отель. Затихло цоканье копыт. Давно прокричал с минарета свой последний азан — призыв к молитве — муэдзин. Улицы пусты.

Запахнув суконную абаю и устроившись на фанерном ящике, дремлет ночной сторож у гостиницы. Смуглые пальцы медленно перебирают четки. Неподалеку в маленькой пекарне еще горит свет, и немолодой египтянин сажает в печь на противне с длинной ручкой круглые лепешки. Ни одного лишнего жеста, никакой суеты. Здесь говорят: «Спешка — от шайтана»...

День, полный впечатлений, угас. Но не спалось. Из окна видна тонкая сквозная колокольня коптской церкви. Темное африканское небо рассекал алмазно сверкающий крест, а позади светился неоном полумесяц на куполе мечети.

Луксор спит. Во сне он ворочается, вздыхает. Его тревожат сны, в которых священная барка Амона-Раи блеск золота. Только с рассветом он отряхнется от грез. Мастеровой люд рассыплется по своим рабочим местам. И сегодня, как вчера, будут возить туристов, ремонтировать мостовые, задавать корм лошадям...

«Во имя Аллаха, милостивого и милосердного...» — город внимает первой суре Корана.

Луксор — Каир

11