Вокруг света 1994-05, страница 50Наконец было устроено грандиозное аутодафе. На площади Глорета в Валенсии были одновременно сожжены сто еретиков и ведьм, и моя Долорес среди них. Как описать тебе эти ужасные минуты и часы! Я метался по площади, как бешеный зверь, зная, что заживо сгорает моя сестра, а я не могу ее спасти. Брат Иннокентий переходил с крестом от костра к костру, бормоча молитвы, неутомимо и усердно, пока не надвинулась ночь. Тогда, обманув охрану, я подкрался к нему и со всей накопившейся яростью вонзил в него шпагу. Я буду слышать его предсмертный крик, даже когда моя душа будет в чистилище. Да, Мануэль, я хочу покинуть землю, где меня преследует образ моей сестры и где я ежеминутно жду, что меня закуют в кандалы. В Новом Свете я надеюсь выздороветь душой и принести себя в жертву во славу церкви и благо испанской короны. Налей мне еще, Мануэль! Они долго молчали. Фернандо пил вино, как воду. Он чувствовал, как виноградная солнечная сила проникала во все клетки его уставшего тела, и ему становилось легче. Шторм почти затих, звуки на корабле ослабли, и мерная качка становилась час от часу все менее ощутимой. — Ты послал в ад рясоносителя, а я, дружище, отправил на тот свет своего хозяина, — сказал наконец Мануэль. — Я был пеоном, как и все в нашей местности, и арендовал лоскут земли, так, несколько эстадо пашни, едва хватавшей, чтобы жить честно и не умереть с голоду. Ну, а если все же денег не хватает? Тогда берешь у кого-нибудь в долг. И если получишь хороший урожай, то можешь долги отдать. Да вот король выдал проклятую привилегию землевладельцам перегонять свои овечьи отары через поля своих пеонов. Видишь ли, в Испании должно быть много шерсти. А вот что хлеб растет для людей, об этом не думают. И произошло то, что должно было произойти, дружище. В конце концов вырос у меня хороший урожай, и я мог бы рассчитаться со своими долгами. Но по моему полю прогнали хозяйское стадо. Я стоял тут же и смотрел, как скот уничтожал плоды моих трудов, зная, что за потраву мы не получим ни песо. И тогда я вооружился палкой, встал посреди поля и стал прогонять овец. Однако пришел патрон, и в заключение перебранки я крепко ударил его по голове. И не моя вина, что череп у него оказался намного слабее, чем хлебопашцев. А после этого... — Ты должен был бежать, — сказал Фернандо. — Что да, то да, — закончил Мануэль. — Я не чувствовал ничьей поддержки, да и сам стал ко всему равнодушен. — Тебе, наверно, неприятно, что надо делиться со мной своим хлебом, — заметил Фернандо спустя некоторое время. Мануэль хрипло рассмеялся. — Если вдруг нас обнаружат здесь, висеть нам обоим. Ну, а если я правильно понимаю, то двое, связанных одной веревкой, должны идти вместе. — Согласен, — ответил Фернандо, — мы поделимся честно. Я сплю у тебя, пью твое вино. Пищу, вероятно, отыщем, ты, думаю, уже все обследовал. Ну, а у меня есть пятьдесят эскудо, из них половина — твоя. — Приятно это слышать, — пробурчал в ответ Мануэль. — Не очень хорошо начинать новую жизнь с пустым кошельком. ИЗБАВЛЕНИЕ Внезапно корабль накренился и задрожал всем корпусом. Послышался жуткий гул, затем прокатились громовые раскаты. Корабль глухо затрещал, дрожь прошла по всем шпангоутам. — Они стреляют, — воскликнул Фернандо. — Пираты! — выдавил сразу охрипшим голосом Мануэль. В трюме по-прежнему было совершенно темно, они были как бы пленниками дрожащей горы. Не оставалось сомнения, то были пушечные залпы. Грохот продолжался, как будто по булыжной мостовой катилась огромная пустая бочка, свалившаяся с телеги. Проклятье! О, Господи! Где же мы? День или ночь снаружи? Чем это все кончится? Может, они стреляют зажигательными ядрами? Или хотят захватить добычу и рабов? Да, не хватало только быть проданным в Алжире в рабство! Проходили минуты, казавшиеся часами. Они лежали на ооку, прижавшись спинами друг к другу, и напряженно прислушивались. Глаза были слепы, но уши явственно слышали ужасный грохот — пушечные залпы следовали один за другим. Вдруг раздался страшный звук, будто весь мир разлетелся на куски. Треск ломающихся досок, лязг и скрежет металлических частей судна. Фернандо вскочил на ноги. Перед входом в их логово появился свет, голубой яркий свет! В борту зияла большая дыра. Для глаз, привыкших к кромешной темноте, яркий свет был очень болезненным. Потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть неприятное ощущение. Затем Фернандо приник к расщепленной доске борта и увидел галеру с красным флагом на мачте — пираты, мавританские корсары! Весла опускались и поднимались в такт команде, пушечные жерла извергали огонь, совсем близко раздавался шум, как во время жестокого шторма. Галера была мощной и очень маневренной. Как только орудия с ее борта производили залп, она моментально поворачивалась носом к каравелле, чтобы быть как можно меньшей мишенью, а потом она опять поворачивалась бортом к каравелле, и залп ее орудий нес верную смерть и разрушения. Фернандо наблюдал все это как театральное представление, а сбоку от него дрожал от возбуждения Мануэль. Мануэль! Фернандо повернул голову и увидел своего спутника. Так вот, значит, как он выглядит! Резкое, жесткое, угловатое лицо с редкой бородой и усами, рот с тонкими сжатыми губами и бегающие глаза. Они скорее могли быть глазами домового, чем человека. В свою очередь, Мануэль, посмотрев на Фернандо, расхохотался и продолжал смеяться между выстрелами пушек и ударами ядер. — Ты выглядишь кастильской медовой бородой, — сказал он. — Таких женщины обожают! Опять поблизости ударили ядра, все загудело, как от тяжелых громадных колоколов. — Смотри! — закричал Мануэль. — Они идут на абордаж! Галера стремительно приближалась. Гребцы яростно работали веслами. Там сидящие в оковах на веслах рабы-христиане отчаянно отстаивали свою последнюю надежду на свободу. С носа галеры полетели абордажные крючья и гибкие штурмовые лестницы, а за ними появились дикие лица атакующих. Опять пришли в неистовое движение весла, корабли сблизились вплотную, проворная маленькая галера и неповоротливая тяжелая каравелла. Абордажные крючья крепко зацепились за фальшборт и выступающие палубные строения, лестницы прочно удерживались на снастях, и мавританские корсары, взревев, бросились на каравеллу. Наверху, на палубе, началась дикая резня. — Мы должны отсюда поскорее выбраться, — сказал Фернандо, — мы должны быть среди экипажа корабля! Если наши будут побеждены, мы попадем в рабство так же, как и другие! Мануэль направился на кучу мешков к наклонному брусу для выхода на палубу. — Иди сюда! — крикнул он и кивнул головой на люк. Выскочив на нижнюю орудийную паллгбу, Фернандо среди хаоса и разгрома увидел пушку. Возле орудия в разных позах лежали трупы орудийной прислуги. Борт корабля вблизи орудия был разворочен прямым попаданием ядра. У одного из убитых в руках дымился еще тлеющий фитиль, ядра катались по палубе, валялись опрокинутые пороховые ящики. Никого поблизости не было. Пока Мануэль выбирался на палубу, Фернандо выглянул в орудийный люк. Непосредственно под ними была галера, он прекрасно мог все на ней разглядеть: бородатые, под пестрыми тюрбанами, разъяренные лица, капитан пиратской галеры, громким голосом отдающий какие-то команды, а кругом тоже убитые и раненые. «Вот сейчас бы выстрелить в эту кучу пиратов из пушки», — подумал Фернандо и машинально сунул палец в отверстие запала орудия. Там он ощутил зерна пороха! Наверно, орудие уже было заряжено, когда ядра противника разворотили все вокруг и уничтожили артиллеристов. Он махнул Мануэлю. — Скорей, сюда! Давай фитиль! 48 I |