Вокруг света 1994-11, страница 59Она покачала головой и, просветлев, улыбнулась: — Нет, в Чикаго. Я хочу разыскать дядю и помочь ему, чем смогу. Какое последнее сообщение от него? Он все еще в Чикаго? — По последнему сообщению... — Холл колебался. — Да, по последнему сообщению, он еще не покинул Чикаго. Но вы ничем не можете помочь, и ехать вам туда неблагоразумно. — А я все же поеду. — Позвольте мне дать вам совет, дорогая. — Не ранее, как по окончании года, если это не советы по деловым вопросам. В общем-то, я пришла, чтобы возложить на вас мои небольшие обязанности. Я уезжаю на экспрессе «Двадцатый век» сегодня вечером. Повод Груни не выдерживал никакой критики, но Холл был не в состоянии спорить и, ласково простившись с ней, остался в штаб-квартире Бюро убийств, чтобы вести его идиотские дела. В последующие сутки ничего не произошло. А потом донесения посыпались градом, и первое было от Старкин-гтона. «Шеф еще здесь. Сегодня свернул шею Гаррисону. Полиция это не связывает с делом Шварца. Обратитесь, пожалуйста, с призывом о помощи ко всем отделениям». Холл разослал всем этот призыв, и часом позже от Старкингтона пришло следующее послание: «Проник в больницу и убил Демпси. Определенно покинул город. Хаас преследует. Сан-Луису быть наготове». «Растенаф и Пилсуорти выезжают немедленно», — сообщил Бостон. «Луковиль послан в Чикаго», — говорил Нью-Орлеан. «Никого не посылаем. Ждем прибытия шефа», — извещал Сан-Луис. А потом из Чикаго от Груни пришел крик души: « У вас есть какие-нибудь новости?» Холл ответил: «Покинул Чикаго. Вероятно, направился в Сан-Луис. Разрешите присоединиться к вам». Ответа не последовало, и он собирался выехать, чтобы стать свидетелем бегства главы убийц, преследуемого своей дочерью и убийцами из четырех городов и направлявшегося в гнездо убийц, ожидающих его в Сан-Луисе. Прошел еще один день, и еще. Авангард преследователей вступил в Сан-Луис, но не обнаружил там никаких признаков Драгомилова. Хаас, как сообщили, пропал. Груня не могла найти следов дяди. Один глава отделения еще оставался в Бостоне. Он сообщил Холлу, что будет следить за происходящим. В Чикаго остался только Стар-кингтон со сломанной рукой. Но к концу следующих суток Драгомилов нанес новый удар. Растенаф и Пилсуорти прибыли в Сан-Луис рано утром, каждый простреленный малокалиберной пулей; их вынесли из спального вагона люди, посланные следователем. Два агента из Сан-Луиса тоже были мертвы. Об этом сообщил руководитель отделения, единственный, оставшийся в живых. Вновь появился Хаас, он не соизволил сообщить, где пропадал в течение четырех дней. Драгомилов вновь исчез из виду. Груня была безутешна и бомбардировала Холла телеграммами. Руководитель бостонского отделения известил, что выезжает. То же самое сделал Старкингтон, невзирая на травму. Сан-Франциско высказал предположение, что следующим пунктом Драгомилов изберет Денвер, и выслал двух человек в подкрепление; Денвер, разделяя это мнение, держал двух своих агентов наготове. События последних дней нанесли заметный урон резервному фонду Бюро, впрочем — к удовлетворению Холла, в соответствии с инструкциями высылавшему телеграфом сумму за суммой. Если гонка будет продолжаться, решил он, Бюро обанкротится еще до истечения года. Для Холла наступил период затишья. Поскольку все члены организации уехали на Запад и поддерживали друг с другом прямой контакт, ему нечего было делать. День с небольшим он прождал в неизвестности и праздности, а потом, устроив финансовые дела и условившись о пересылке телеграмм, Холл закрыл штаб Бюро и купил билет в Сан-Луис. Глава IX В Сан-Луисе Холл не нашел никаких перемен. Драгомилов так и не появился, но все были начеку: вот-вот что-то должно было произойти. Холл прибыл на совещание в дом Маргвезера, главы сан-луисского отделения, жившего с семьей за городом в благоустроенном особняке. Когда Холл приехал, все уже были в сборе, среди них был Хаас — огонь, а не человек. Холл сразу узнал его и Старкингтона, последнего — по руке в гипсе и на перевязи. — Кто этот человек? — спросил представитель Нью-Орлеана Луковиль, когда назвали Холла. — Временно исполняющий обязанности секретаря Бюро, — начал было объяснять Маргвезер. — Все это настолько против наших правил, что не может меня не беспокоить, — обрезал Луковиль. — Этот человек не принадлежит к нашей организации. Он не убивал, не проходил проверку. Мало того, что его появление среди нас беспрецедентно, но к тому же для людей с такой опасной профессией, как наша, само его присутствие — угроза. В связи с этим хочу обратить внимание на два момента. Во-первых, его репутация всем нам известна. Я ничего не могу сказать плохого о его деятельности в миру. Его книги я читал с интересом и, смею добавить, с пользой. Его вклад в социологию своеобразен и не подлежит сомнению. С другой стороны, он все-таки социалист. Его называют «миллионер-социалист». Что это значит? Это значит, что он никак не связан с принципами нашей деятельности. Это значит, что он — слепой пленник закона. Для него мы те, кто встал выше закона, — архипреступники, нарушители закона. Ради закона он способен уничто-жить нас. Об этом говорит все. Это вытекает из его философских взглядов да и из личных качеств. И, во-вторых, обращаю ваше внимание, что он вторгся в нашу организацию именно в момент кризиса. А кто поручился за него? Кто допустил его к нашим секретам? Один-единственный человек — наш шеф, уже убивший шестерых наших агентов и к тому же намеревающийся выдать нас полиции или уничтожить. Очень неприятная ситуация для него и для нас. Он — враг, и он в наших рядах. Мое предложение: удалить его отсюда... — Простите, мой дорогой Луковиль, — вмешался Маргвезер, — здесь не место для подобной дискуссии. Мистер Холл — мой гость. — Мы рискуем жизнью, — не унимался представитель Нью-Орлеана. — А гость или не гость, неважно: сейчас не время для жестов вежливости. Этот человек — шпион и намерен уничтожить нас. Я бросаю ему это обвинение в глаза. Что он ответит? Холл огляделся вокруг. Все смотрели на него подозрительно, но, он заметил, не зло, за исключением Луковиля. А ведь правда, отметил Холл про себя, это философы, свихнувшиеся философы. — Так что же вы на это ответите, мистер Холл? — задал вопрос Гановер, руководитель бостонского отделения. — Если мне позволят сесть, я отвечу с удовольствием, — произнес Холл. Со всех сторон посыпались извинения, и его устроили в большом кресле, пододвинув так, чтобы замкнуть круг. — Мой ответ, как и обвинение, будет состоять из двух пунктов, — начал он. — Во-первых, я действительно намерен разрушить вашу организацию. Это заявление было встречено вежливым молчанием, и Холлу пришло на ум, что сумасшедшие философы, несомненно, умеют держаться. Лица их не выражали никаких эмоций. С ученым вниманием они ждали, пока он выскажется до конца. Даже вспышка гнева Луковиля была мимолетна, и теперь он сидел спокойно, как и остальные. — Объяснение, почему я решил разрушить вашу организацию, слишком сложно, чтобы предлагать его в настоящий момент, — продолжал Холл. — Вкратце могу сказать, что в перемене поведения вашего шефа действительно повинен я. Когда я понял, каким рьяным приверженцем этики он является (да и все вы тоже), я уплатил ему пятьдесят тысяч долларов комиссионных за сделку против него самого. Представил убедительные доказательства, разумеется, этические, и он возложил исполнение на мистера Хааса. Правду я говорю, мистер Хаас? — Да. — Точно так же в вашем присутствии шеф сообщил вам о назначении меня секретарем. Так? — Да. — Теперь я перехожу ко второму пункту. Почему шеф доверил мне ведение дел в штаб-квартире Бюро? Ответ прост. Шеф убедился, что я почти так же сильно, как и вы, предан этике. Он понял, что я не способен нарушить данное слово. Это доказано моими последующими действиями. Я приложил все силы, чтобы успешно выполнять обя 57 |