Вокруг света 1994-11, страница 60

занности секретаря. Мною пересылались все телеграммы, все важные сообщения и приказы. Я удовлетворял все денежные запросы. Поскольку я дал согласие, то буду продолжать это делать и в дальнейшем, хотя питаю отвращение к вашей этике и с ужасом взираю на все, что вы делаете. Поступая так, я поступаю, со своей точки зрения, правильно. Верно?

Наступившая пауза была непродолжительной. Поднялся Луковиль и угрюмо протянул руку Холлу. Другие последовали его примеру. После этого Старкингтон внес предложение из фонда Бюро оказать поддержку вдове Демпси, а также жене и детям погибшего Гаррисона. Предложение приняли почти без обсуждения, а когда размер пособия был установлен, Холл выписал чеки и передал их для отправки Маргвезеру.

Далее был рассмотрен вопрос о кризисе и о том, как лучше расправиться с изменником-шефом. Холл не принимал участия в обсуждении и, откинувшись на спинку кресла, наблюдал за этими безумцами. Их было семеро, и, за исключением Хааса и Луковиля, все они выглядели, как ученые мужи средних лет или как представители средней буржуазии. Он просто не в силах был убедить себя, что это хладнокровные убийцы, творящие свое жестокое дело за плату. По внешнему виду невозможно было представить, что вот этим спокойным людям предстоит приложить все силы, чтобы выжить в смертельной войне, что ведется против них. Собственно, половины их уже нет. Из Бостона в живых остался один Гановер, из Нью-Йорка — Хаас, из Чикаго — Старкингтон, а их радушный бородатый хозяин Маргвезер был единственным представителем Сан-Луиса.

Возвращаясь в город после совещания, он разговорился в трамвае с Хаасом и был поражен, услышав, что тот — бывший профессор греческой и еврейской философии. Луковиль, оказалось, был экспертом по Востоку. Гановер некоторое время работал директором одной из самых уважаемых академий Новой Англии, а Старкингтон в прошлом был известным газетным редактором.

— Но почему же все-таки вы стали вести такой образ жизни? — спросил Холл.

Они сидели в открытой части трамвая, приближавшегося к району отелей. Тротуары были полны народа.

— Потому, что я выступаю за справедливость, — ответил Хаас, — и потому, что это лучший способ пропитания, чем греческий и еврейский языки. Если бы мне пришлось начать жизнь сначала...

Но Холлу так и не пришлось услышать конец фразы. Трамвай на мгновение остановился у перекрестка, и Хаас вскочил, словно от удара током. С загоревшимися глазами, даже не махнув на прощанье, он спрыгнул с трамвая и потерялся в толпе.

На следующее утро Холл узнал, что случилось. Газета поместила сенсационное сообщение о таинственной попытке убийства. Хаас лежал в госпитале с простреленным легким. Обследования показали, что он остался в живых только благодаря тому, что сердце у него расположено не на обычном месте, а смещено в сторону. Если бы его сердце помещалось там же, где у других людей, сообщалось в отчете репортера, то пуля прошла бы через него. Но не в этом была тайна. Никто не слышал выстрела. Словно споткнувшись, Хаас неожиданно упал в густой толпе. Детектив, сержант О'Коннелл, убежден, что выстрел произведен из воздушной винтовки, но это опровергается шефом детективов Рандаллом, который, будучи знаком с воздушными винтовками всех систем, утверждает, что такого рода оружие не может быть незаметно использовано в густой толпе.

— Вне всякого сомнения, это был шеф, — уверял Холл Маргвезера несколько минут спустя. — Он все еще в городе. Информируйте, пожалуйста, Денвер, Сан-Франциско и Нью-Орлеан об этом происшествии. Оружие — изобретение самого шефа. Он несколько раз давал его Гаррисо-ну. Камера сжатого воздуха прикрепляется под мышкой, сам разряжающий механизм — не более игрушечного пистолета, его легко спрятать в руке. Теперь нам нужно соблюдать особую осторожность.

— Я вне опасности, — ответил Холл. — Я ведь только исполняю обязанности секретаря, я не член организации.

-— Рад, что Хаас ранен не смертельно, — сказал Маргвезер. — Это очень достойный человек и ученый. Я высоко ценю его ум, хотя боюсь, он находит какое-то удовольствие, лишая человека жизни.

— А вы — нет? — быстро спросил Холл.

— Нет, и никто из наших, кроме Хааса. Такая уж у него натура. Поверьте мне, мистер Холл, хотя я и честно выполняю поручения Бюро и твердо убежден в справедливости таких действий, при исполнении казни мною всегда овладевает отвращение. Во время первого дела меня просто стошнило. Мною написана на этот предмет монография, разумеется не для публикации, но это очень интересная тема для исследования.

— Да, конечно, — сухо ответил Холл. — Но что же вы собираетесь сделать с шефом?

— Уничтожить его. Это все, что мы можем сделать, мы должны отстоять наше право на существование. Обстановка, конечно, для нас необычная. До сих пор уничтожаемые нами люди не подозревали о грозящей им опасности. А шеф знает о наших планах, поэтому он уничтожает нас. За нами никогда прежде не охотились. Он, разумеется, в более выгодном положении, чем мы. Однако мне нужно идти. Через четверть часа я встречаюсь с Ганове-ром.

— А вы не боитесь, что шеф вас убьет? — спросил Холл.

— Нет, для меня это большого значения не имеет. Видите ли, я хорошо застрахован, и мой собственный опыт опровергает общепринятое утверждение, что чем больше человек лишает жизни других, тем больше сам боится смерти. Это неправда. Я убедился, что чем больше я уничтожаю других — по моим подсчетам, я это сделал восемнадцать раз, -— тем легче кажется мне смерть. А чувство отвращения, о котором я говорил, идет от жизни, а не от смерти. У меня записаны отдельные мысли на эту тему. Хотите поглядеть записи?

— Да, конечно, — заверил его Холл.

— Тогда заходите сегодня вечером. Скажем, в одиннадцать. Если я задержусь, попросите, чтобы вас провели в мой кабинет. Рукопись и монографию я оставлю для вас на столе. Мне, конечно, хотелось бы поспорить с вами, но если я не смогу прийти, делайте любые критические заметки, какие пожелаете.

ГлаваХ

— Я знаю, вы многое скрываете от меня, но не могу понять, зачем. Вы же сами согласились помочь спасти дядю Сергиуса. »

Но ни жалобный голос, ни полные теплого, нежного света глаза Груни на этот раз не растопили сердце Холла.

— Насколько я понимаю, нужды спасать дядю Сергиуса нет, — недовольно процедил он.

— Что вы имеете в виду? — встревожилась она, заподозрив что-то неладное.

— Ничего особенного, уверяю вас, единственно, что я хотел сказать — он убежал достаточно далеко.

— А откуда вам известно, что он действительно убежал? — упорствовала она. — Вы уверены, что он жив? С тех пор, как он уехал из Чикаго, от него ничего не было.

— Его видели здесь, в Сан-Луисе...

— Здесь! — прервала она взволнованно. — Ну, конечно, вы что-то скрываете от меня! Отвечайте честно, ведь так?

— Да, — признался Холл. — Но я делаю это по воле вашего дяди. Поверьте, вы не в силах ему помочь. Вам даже не удастся разыскать его. Разумнее всего вам возвратиться в Нью-Йорк.

Целый час она допрашивала его, а он обращался к ней с тщетными призывами. Расстались они оба раздраженные.

Ровно в одиннадцать Холл нажал кнопку звонка на даче Маргвезера. Маленькая служанка лет четырнадцати-пятнадцати с заспанными глазами, по-видимому, только что разбуженная звонком, впустила его и провела в кабинет хозяина.

— Он здесь, — сказала она, открывая дверь и уходя.

В дальнем конце комнаты, частично освещенный светом настольной лампы, но больше укрытый в тени, сидел за столом Маргвезер. Скрещенные руки его лежали на столе, на них покоилась голова. Вероятно, спит, подумал Холл, подходя к нему. Он окликнул Маргвезера, потом коснулся его плеча, но тот не проснулся. Холл пощупал руку гостеприимного убийцы, она была холодна. Пятно на полу и отверстие в куртке пижамы пониже плеча сказали Холлу все. Сердце Маргвезера, как оказалось, было расположено в нужном месте. Открытое окно позади него указывало, как было совершено убийство. Холл вытащил

58