Вокруг света 1995-01, страница 54

шли к большой мечети с четырьмя минаретами. Притом она не была старинной, и, кроме размеров и количества башенок, ничем не отличалась от стандартных деревенских молитвенных домов. Но даже то, что построена она недавно — по проекту развития — напоминало, что мы — в мусульманской стране. Хотя, став к мечети спиной, можно было об этом и не вспомнить.

А пройдя еще сто метров, мы все-таки утратили сомнения в принадлежности города и стоаны к Востоку. Начинался крытый базар — целый лабиринт узких улиц, где стоял шум и из каждой лавки высовывался хозяин, стараясь привлечь прохожих криком и мельканием товаров. Собственно «восточный» набор был довольно однообразен: четки, медные мельнички для кофе и перца, круглые разноцветные шапки, шали и кальяны — от маленького индивидуального до многочубучного на большую турецкую компанию.

Остальной товар можно увидеть на всех российских рынках, щедро снабжаемых неутомимыми челноками-стамбулоходцами. Разве что качество получше. Однако то удовольствие, с которым люди торговались, сходились, расходились, махали рукой, — несло печать Востока. Впрочем, также и Средиземноморья, того Леванта, где во все времена торговля была самым увлекательным и любимым занятием. После яростной схватки, когда хозяин наконец отдавал товар себе в убыток, а покупатель решался переплатить, чтобы только не огорчить хорошего человека, продавец хватался за телефон. Через минуту появлялся мальчик из телефон-чайханы с медным подносиком.

Судя по обилию отроков с треугольными подносами, сновавших сквозь толпу с великим умением, сделки заключались ежеминутно.

В мелких лавках чай надо заслужить. В больших солидных магазинах чай предлагают сразу — до начала дела. И если вам очень захочется промочить в жару горло, смело идите в большой магазин, даже если вы ничего там не купите. На вас не обидятся, да и приказчик чайком побалуется. Только не уходите сразу. Это невнимание к товарам обидит работников торговли. Хватать вас за руки они не будут.

Хватать будут в обжорном ряду — крытой тентами улице, заставленной столиками, где одни за другим тянутся кебабные без передней стены, чтобы видны были шкворчащие и шипящие котлы, и сверкающие самовары, и усатые повара, острейшим ножом срезающие с нанизанных на вертикальный вертел конусов баранины тончайшую корочку. "Первый же ке-бабщик работал так изящно и умело, что мы остановились поглазеть. В этом была наша ошибка. Зазывала как бы сам собой оказался у нас за спиной, перекрывая возможности отступления. Кебабщик же, выхватив листок лаваша, покрыл им тарелку, бросил сверху множество зелени и обильно полил югуртом. Тут же появившийся официант сунул тарелку нам прямо под нос и назвал цену, столь скромную, что мы двинулись к

столу. В этом нам помог и зазывала, самым дружеским, но решительным образом подтолкнувший нас. Нет, ошибкой назвать наш поступок было бы грехом. Но когда, отяжелевшие и довольные, мы пошли дальше, следующие зазывалы стали совать прямо под нос такую свежую рыбу и подернутые жирком бараньи лопатки («Три минуты, мистер, сеньор, гнедигер герр, адони, бей-эффенди, ее зажарят для вас!»), что невозможность продолжить трапезу наполнила наши сердца печалью.

Кстати, несмотря на всепобеждающую стандартизацию, эра гамбургеров в Турции еще не наступила. То ли дело тут в средиземноморских традициях неспешной и обстоятельной еды, то ли в мусульманском предубеждении против иноверской пищи, но на территорию, где царствует кебаб, гамбургерам не пробиться. По крайней мере, пока. Разве что партизанским образом, растворяясь в гуще самых неподдающихся иноземцев из тех, что пьют колу и пепси вместо чая. Аллах им судья. Кебаб входит в стереотипное представление о Турции, и это тот случай, когда стереотип — прав.

Продравшись сквозь обжорный ряд, мы очутились на тихой и довольно кривой улице №411. Именно так обозначала ее жестяная табличка: «Улица №411». Это, однако, не мешало ей пересекаться с улицей №356 и продолжаться 45-й. Куда делись шум и многолюдие! Двухэтажные дома с выступающим над тротуаром вторым этажом, желтый старый камень построек и плитчатых тротуаров. У ворот сидели женщины в косынках, и никуда не спешащие люди мирно шли по своим делам. Нумерованные переулки сходились к старинной мечети, сработанной не на мечете строительном комбинате, и в каждом дворе высилось могучее старое дерево — орех, платан или олива. То была старая Анталья, возникшая, наверное, еще до Византии, ставшая турецким городом и неторопливо вошедшая в «Первый этап проекта развития Большой Антальи». Очень приятная и опрятная.

Но 45-я улица привела нас к таким же двухэтажным домам и старинным мечетям, правда, очень уж свежеокрашенным и настолько турецким, насколько это нужно для того, чтобы человек ощутил себя в Турции султанов, визирей и пашей. И над воротами в стене висел надежно сбитыи щит с надписью по-английски: «Добро пожаловать в Старый город!» Тут были ресторан «Двор паши», парфюмерный магазин «Аромат гарема» и ювелирное заведение «Сулеиман Великолепный». Но в окнах вторых этажей виднелись цветочные горшки, и распахнутые ворота открывали такой же дворик, как и на 411-й, а это значило, что отмытая и покрашенная часть Старой Антальи не превратилась в туристский аттракцион, но продолжала жить. Хотя и в несколько измененных условиях.

Вот это ощущение непрерывности жизни, наверное, поразило меня на средиземноморском побережье Турции больше всего. Однако, окончательно я осознал это в двух сотнях километрах отсюда — в древнем городе

Мира Ликийская, а ныне Демре-Кале. Мы шли в поисках античного театра по пыльной, раскаленной улице окраины, когда перед нами встал скромных размеров кусок римской стены с сохранившейся аркой. Это не был экскурсионный объект — никакая табличка не указывала на это. К стене примостился дом, и каменная его кладка повторяла античную, хотя на тысячу-другую лет была моложе. Слонялись куры, пожилая женщина чистила овощи на приступке. Фиговое дерево свисало над оградой, и женщина жестом пригласила нас нарвать плодов, а вышедший на наши шаги хозяин протянул кружку воды. И была в этом такая обыденность и естественность — в этой библейской горсти смокв и воде, что сам напросился вопрос: что за люди турки? Действительно ли их предки пришли из Туркмении и вдруг, привязав коней, осели на этой земле и стали выращивать оливки и хлеб, ловить рыбу и мостить улицы плитами?

Часть предков, наверное, пришла. А часть — по крайней мере, на Средиземноморском побережье — скорее всего, всегда здесь жила, и в Ли-кии, и в Римской империи, и в Византии. Туркмены — сельджуки и османы — принесли свой язык и новую веру, имена своих племен. Наша деревня Текирова, к примеру. Текиры — османское племя. Они заселили на побережье ровное место — «ова». Так и получилось столь по-славянски звучащее название — Текирова. А люди стали турками.

Именно — турками, а не сельджуками или османами.

ТУРЕЦКИЕ СУДЬБЫ

Шляясь по городу, передвигаясь в долмуше, заходя в магазины и чайханы, мы общались со многими людьми. Некоторые из них вступали в контакт, едва заслышав русскую речь. Обычно это бывало в местах традиционного скопления наших сограждан: в магазинах кожаных и прочих популярных у нас турецких изделий. Как правило, это были болгарские турки, которых в стране — благодаря, мягко говоря, неумной политике Тодора Живкова — однажды появилось много. Не знаю, чем объяснить этот факт, но большинство из них, встреченных мною, оказались блондинами с интеллигентными лицами. Впрочем, голубоглазый и светловолосый отец современной Турции Кемаль Ататюрк тоже родился в Пловдиве. Поскольку связи с Россией расширяются, любая уважающая себя фирма приглашает на работу выходцев из Болгарии. И из динамиков звучит:

— Дамы и гуспуда! Наша фирма создана от разни предприятия, и тут вы найдете изделия от прав коже-лам...

В Болгарии, конечно, такие слова, как «кожелам» (кожевник) обычно переводят, но после малопонятного турецкого славянская сущность и смысл слова проявляются довольно легко. Так же, как и надпись в аптеке «Срещу главоболие».

Интересно, что никто из болгарских турок не ругал болгар, списывая издержки исторического процесса на

52