Вокруг света 1995-01, страница 56

Мы беседовали в приличном магазине, где он был хозяином.

— Тогда среди наших турок в Германии появились «серые волки», партия Тюркеша, для защиты. Но для этого каждый турок должен был платить. Попробуй, не заплати... Сюда приехали — опять они. Ну, тут-то я на них могу внимания не обращать. Дело идет, туристов много. Нет, все-таки мы не Ыран, не Ырак. Все-таки Аврупа...

... Разных людей встречаешь в Турции. Была ведь великая империя, расселялись повсюду, а потом... Исход турок из Греции, исход (и не один!) из Болгарии, из Югославии. И пойди-разбери, кто такой турок! В Боснии, к примеру, турками называли всех, кто принял ислам. Настоящих, из Турции, называли «османлия». А составившие впоследствии элиту янычары ни капли тюркской крови иметь-то не могли: то были мальчики, отобранные у матерей в покоренных христианских странах. Потому-то известная из кино и исторической живописи картина на тему: «Битва с турками» (в любой стране Европы!) содержит существенную ошибку: турки, конечно, в чалмах, конечно, с ятаганами, несомненно, с усами. Только усы — как правило, не черные, а светлые, да и носы — не такие уж внушительные и кривые. В общем, народ похожий на тот, что встречаешь на улице.

ЧУДО В МИРЕ ликийской

Святой Николай, известный также, как Санта-Клаус, Синт-Клаас, Сваты Микулаш и в том же духе, живет, как известно, в Лапландии, на границе между Финляндией, Швецией и Норвегией. Каждое Рождество он запрягает оленей и несется на нартах, загруженных подарками для детей, по тундре. Управлять оленями — дело трудное, и подвиг, совершаемый ежегодно добрым святым стариком, можно особенно оценить, вспомнив, что он — из южан южанин; Святой Николай родился на турецких берегах Средиземного моря, правда, в те времена места эти назывались Ликиеи, а город — Мирой. Мирой Ликийской.

Посещение Миры — Демре-Кале, по-нынешнему — мы с коллегой Ре-бриком наметили в самом начале нашего путешествия. Расспросы на дураке показали, что в Демре-Кале ничего не идет. Но, заверили нас, если мы выйдем на шоссе и станем голосовать, то уж до города с волнующим названием Финике доедем во всяком случае. А из Финике в Депре-Кале не доберется только ленивей.

При всей европеизации турки все-таки народ южный, а это значит, что вы получите столько разной информации, сколько людей опросите. И при всем разнообразии она будет не стопроцентно точной: кому-то не захочется огорчить вас, и он подтвердит все, что вы хотите, а кто-то не в силах признаться, что он просто не знает того, о чем вы спрашиваете. В нашем конкретном случае этот факт оказался нам на пользу. Ибо когда в первом же новеньком долмуше выяснилось, что нас довезут до Финике, но зачем же высаживаться? Конечная остановка — как раз в Демре. Публика, в основном, местная — стала дружелюб

но подавать советы: «Айя-Николас? Святой Николай? Такси возьмите на станции. — Так си-мак си! Зачем такси? Там идти всего-ничего! Всего-ничего, эффенди! — Они же не привыкли по жаре ходить! — А! Жара! Сейчас разве жара? Вот в прошлом году! — Откуда будете, господа? У вас там тоже Святого Николая знают?»

Так, в обстановке дружеской дискуссии, мы доехали до Финике (опорного пункта этапа №1 проекта развития) , и дорога взяла в горы, не удаляясь, впрочем, от моря, но то взлетая над ним, то серпантином спускаясь к нему. Заместитель водителя пробрался к заднему сидению, достал полулитровую бутыль туалетной воды и налил каждому из пассажиров в подставленные ковшиком ладони. Это был еще один — неизвестный нам до того — вид долмушного обслуживания. Все обтерли водой лица и шеи, и, благоухая, автобус привез нас на родину Санта-Клауса.

«Этап №1» дошел сюда разве щитом — прямо у стоянки: все выглядело попроще, по-домашнему. Сидели, попивая чай, мужчины, сильно напомнив мне компанию из нахичеван-ского города Ордубад, прошел, перебирая за спиной четки, старичок в кепке «малый аэродром». Но, может быть, потому именно их отметил мой глаз, что невольно искал совпадений с собственными представлениями.

Широкая короткая улица вела к площади Республики с памятником Ататюрку, а справа от нее начинался проспект Ататюрка. Небольшой наш опыт подсказал, что если бы имя Основателя носила площадь, то проспекту бы досталось звание Республики, но, в любом случае, служил бы главной улицей города. Он действительно был главной улицей, что подтверждали магазины, многоэтажные дома и три обязательные вывески: «Адвокат», «Инженер-механик» и «Зубной врач».

В перпендикулярном к проспекту переулке мы увидели стоящие в тени столики и, безошибочно поняв, что тут можно выпить чаю, присели к ним: промочить горло, передохнуть и получить консультацию. Улица была малолюдной и тихой.

Из черт местного быта, подмеченных уже до этого нами, удивляло сначала отсутствие слоняющихся по улицам детей — и это в каникулярное время, в приморских.городах и в многодетной стране. Объяснение оказалось простым: все дети заняты на работе — в любой лавке, чайхане, мастерской родителям помогали мальчики. Девочек можно было увидеть во дворах: они помогали матерям. Мальчики же — и подростки, и юноши трудились, не покладая j>yK, в семейном бизнесе. И хотя семейственность исключала соображения об эксплуатации, о сокращенном рабочем дне тоже не могло быть речи. Впрочем, а как иначе подготовить специалистов в тонком деле наследственной профессии?

Немедленно появились два серьезных мальчика в чистых рубашках и глаженых черных брюках, выслушали заказ и принесли чай. Но поскольку, очевидно, иностранцы — редкость в этой чайхане, остановились неподалеку, с

интересом нас разглядывая. К следующей порции чая появился их папа.

— Святой Николай? Совсем недалеко: назад мимо станции, а там указатель.

— Ноэль-баба! — заулыбались мальчики. — Ноэль-баба!

Вот уж дивное словосочетание! Французское «Ноэль» — «Рождество» и совсем тюркское «баба» — «дед»!

— Ноэль-баба приезжает на Новый год и кладет детям в чораб подарки, — объяснил парнишка в очках, похожий на отличника. — Ну, в это маленькие верят и вешают самый длинный чораб, выше колен, — тут же добавил он, опасаясь, что мы примем его за легковерного малыша.

— Разве не только христианам?

— Почему только? Всем! Он здесь родился.

А другой добавил:

— А живет он в Лапланди стане, про это много мультиков.

Чай придал нам сил, а беседа — знаний, и к церкви св. Николая мы вышли без труда. Сама церковь византийского периода хотя и разрушена (к чему приложили руку и кочевые предки нынешних жителей, что делать, была эпоха религиозного фанатизма, и кочевники еще не смешались с оседлыми коренными обитателями и не превратились в нынешний народ), но то, что сохранилось — изящные и мощные стены, великолепная мозаика пола — заботливо оберегается. Мне больше всего запомнилось — отношение.

Входные билеты продавала старушка в мусульманском платке, она же предлагала копии креста и икон. Это не смущало ни ее, ни посетителей.

Посетителей было немного — коллега Ребрик, я и наш спутник с фотоаппаратом, молодой человек по имени Антон. Никто и ничто не мешало нам облазить храм, старательно обходя мозаику (на нее ступать запрещено); можно было и снимать.

Но вот во дворе раздались голоса, и в церковь почтительно вошло множество молоденьких девушек — экскурсия гимназисток из Анкары. Они примолкли, сопровождавший их учитель вполголоса читал лекцию. Прислушавшись, я понял, что разговор идет об историческом наследии, своем наследии, не менее ценном, по крайней мере, чем мечеть в городе Конья или блеск двора Сулеймана Великолепного. Я смотрел на светловолосых девушек в шортах и коротеньких блузках, приехавших издалека на экскурсию в христианскую церковь, — их исторический памятник, один из важных, хотя и не единственный корень, питающий общий древесный ствол, — и вдруг поймал себя на мысли, что аятолла из соседней страны эту экскурсию бы ни с какой стороны не одобрил. Нет, Турция — решительно не Ыран и не Ырак...

А чудеса в Мире Ликийской все еще случаются — такая, видать, местность. Мы в этом убедились.

До отправления оставалось мину! сорок пять, и протоптанным путем мь отправились попить чаю. В чайхане было безлюдно, день клонился к вечеру, и тени в переулке стали гуще. Посидеть в тени и без чаю было приятно

54