Вокруг света 1996-10, страница 19

Проехав несколько непальских городов, мы оказались на берегу горной реки Тришу-ли. После суеты раскаленных улиц, шума и пряных запахов базаров, назойливых галдящих торговцев сувенирами мы внезапно погрузились в мир тишины. Спрыгнув с автобусной подножки в одних плавках, я нырнул в тень высоких деревьев, где слышался лишь посвист птиц, и начал спускаться по узенькой тропке к реке. Сверху посыпалась галька. Подняв голову, я увидел Бориса, скользившего по крутому берегу.

— Сумасшедший! Ты сразу же сгоришь и завтра пойдешь пузырями, — кричал он, кидая мне майку, — кто тебя будет лечить?

Я прошел мимо крестьянских домишек, около которых под навесами в котлах на огне булькала похлебка и жевали ветки черные козы, и ступил на обжигающий песок.

У вытащенных на песок резиновых лодок уже шел инструктаж. Рафтинг — сплав по горной реке — дело нешуточное, поэтому не все мои спутники рискнули испытать себя.

Натянув разноцветные спасательные жилеты и шлемы, мы стали рассаживаться по лодкам. Я вначале выбрал себе лодку с короткими однолопастными веслами, как у каноэ. Но рулевой-непалец, увидев, что я то и дело хватаюсь за фотоаппарат, пересадил меня на другую посудину с распашными веслами, хотя нас уже выкатило на самую стремнину.

Сразу признаюсь, что со съемкой мне не очень повезло: только вытащишь аппарат (он вместе с другими вещами лежал в закрытом бидоне, посередине лодки), как начинают лететь брызги на объектив, или попадаешь на перекат, — тут уж совсем не до фотографирования. Невольно начинаешь припоминать, как себя следует вести, если лодка опрокинется.

За скалистым поворотом появилась первая синяя лодка — каноэ. Она то погружалась, то выныривала, как мячик из белых бурунов. Гребцы, одетые в красно-желтые жилеты и шлемы, подпрыгивали, словно поплавки на водной ряби.

При входе на этот чертов перекат нашу лодку завертело, но рулевой сумел направить ее посредине узкой расселины, а мы, крепко вцепившись в борта, то ухали вниз в водяную пропасть, то вздымались на гребне ввысь. Когда худенький непалец, весьма, вероятно, подустав, доверил мне весла на очередном перекате, называвшемся то ли «чайник», то ли «стиральная доска», я чуть не выпустил их из рук, так силен был напор воды. А уж держать лодку носом по течению или табанить было невероятно тяжело, мышцы просто деревенели.

Наконец перекат выплюнул нас на чистое разводье, и мы стали залечивать раны: собирать плавающие в лодке сандалии, подбирать упавшие очки, наконец, просто потирать синяки и вычерпывать воду, которой набралось на дне выше щиколотки

Автобус тем временем благополучно катил с нашими сумками и заболевшими спутниками (непальский климат, горная дорога да и специфическая еда все же выбили из строя нескольких путешественников) по-над берегом, а мы, наскоро перекусив у костра (аппетит пробудился просто волчий), уже переправлялись к другой — более тихой — речке Рапти, где нас ждали долбленки-пироги. пригнанные из соседней деревни, называвшейся, кажется, Данвар.

Вот здесь-то я и познакомился с Гуптои, сыном рыбака и владельца персональной пироги, сделанной им же, собственноручно. Лодками промышляла и вся семья Бахадуров, дом которых, сложенный из дикого камня и крытый рисовой соломой, стоял у самой реки. Дом был, по деревенским меркам, громадным, и большую семью Бахадуров весьма уважали соседи.

«Большая семья» в устах непальца вовсе не означает, что в доме живет много народа. «Большая» — это значит, что все родственники — бабушки, отцы, сестры, связанные друг с другом по мужской линии, — живут под одной крышей. Домом руководит глава рода. Он распоряжается деньгами — все заработки семья складывает вместе, оплачивая расходы. Вот в таком доме, где всегда найдется кому помочь старикам или присмотреть за малышами, и рос Гупта со своим братом, рос в счастливой, дружной семье, пока ее не постигло большое горе

Гупта любил своего младшего брата, всегда брал его на реку половить рыбу, пособирать травы в предгорных лугах или просто покачаться за деревней на качелях. А тут брат сам погнал пастись овец к лесу, и здесь-то с ним случилось несчастье.

Уже не первый год к деревне наведывался тигр и уносил то собаку, то овцу, а полгода назад прыгнул сзади на старика и сломал ему позвоночник.

Непальцы чтут тигра — «раджу лесов», ему приносят жертвы, даже о его разбоях рассказывают со страхом и почтением и называют его «хозяином». И если тигр однажды с голода и нападет на человека — прощают его.

Но этот полосатый разбойник повадился нападать на людей. И тут еще смерть маленького Бахадура. Может быть, на деревню делает набеги тигр-людоед?

Вообще, издавна лесной властелин внушал человеку страх, был его самым опасным врагом из всех хищников. Эта огромная кошка может часами подстерегать в засаде жертву, подкрадывается к ней бесшумно и незаметно, как змея, и одним гигантским прыжком настигает добычу, ломая ей позвоночник ударом могучих лап, которые скрывают огромные втяжные когти. Тигр силен не менее льва, в своей зубастой пасти может километры ташить оленя, не отдыхая.

Самое печальное в отношениях человека и тигра то, что он не боится людей, легко переигрывая их в борьбе и побеждая. Чаще всего тигр нападает на домашний скот, если очень проголодался. Вначале похищает животных, а затем его добычей может стать и человек, если попадется на дороге. Но, напав на человека, тигр не обязательно становится людоедом. Обычно в этот разряд попадают старые звери, подранки, калеки, которые не могут настичь другую добычу. В Индии и Непале людоедами считаются те тигры, которые нападают исключительно на человека, уже совсем не охотясь за быстрыми и сильными животными.

Слушая рассказ Гупты и его отца, я вспомнил «Книгу джунглей» Киплинга. Закон джунглей позволяет зверям охотиться на человека, лишь когда они обучают детенышей. Помните: «...звери говорят, что человек — самое слабое и беззащитное из всех

ВОКРУГ СВЕТА

21