Вокруг света 1996-10, страница 49

Вокруг света 1996-10, страница 49

Несмотря на свое, весьма выборочное образование, о джольветах она все же слыхала. Они притягивали людей той же беззащитностью, что и соловьи и пушистые кролики. Кроме того, они умели красиво петь. Джольветы были любимцами половины Галактики. Даже не представлялось, чтобы кто-нибудь в здравом уме и твердой памяти мог поднять руку на джольвета.

Фокусница сняла верхнюю половину сферы, поместила джольвета внутрь и быстро захлопнула крышку. Существо нежно затрепетало крылышками, усаживаясь на прозрачный насест. Фокусница драматично воздела руки, привлекая внимание зрителей.

— Что она говорит?

— Она говорит, что сейчас джольвет исчезнет в клубе дыма, — перевел я.

Фокусница махнула рукой. Сфера вспыхнула ослепительно-бриллиантовым светом. Когда зрители, наконец, обрели зрение, внутри не осталось и следа джольвета, лишь вился тонкий дымок.

Еще раз взмахнув, женщина вытащила джольвета из волос одного из зевак. Существо забило крыльями. Послышались аплодисменты, звон монет, меняющих хозяина.

Мы двинулись дальше.

— Никак не пойму, — нахмурилась Джемма. — Обычный фокус, не самый оригинальный. Думаю, все дело в системе зеркал.

— При желании зрителям предоставляется возможность осмотреть сферу. Никаких зеркал.

— Ну, тогда еще что-нибудь подобное.

— Да, в чем-то ты права. Только ты никогда не поймешь, как она это делает. Даже не поверишь, если я тебе расскажу.

— А ты попробуй.

— Мой кабинет следит за всем импортом на планету, — сказал я, как бы меняя тему разговора. — Эта женщина ввозит по шесть сотен джольветов в месяц.

— Что? Но зачем ей столько?

— В подставку вмонтирован лазер, — устало сказал я. — Он запускается радиокнопкой, спрятанной у нее в одеянии. Когда он выстреливает, джольвет мгновенно сгорает в его вспышке.

— Так она же достает его целым и невредимым!

— Она достает ДРУГОГО джольвета. Все просто, не правда ли? И работает, поскольку обыкновенному человеку даже в страшном сне не приснится, что кто-то способен поднять руку на эту невинную тварь.

— Да-а. И зачем ты мне это показываешь?

— Чтобы лучше разъяснить те ограничения, в рамках которых я должен работать. Я НИЧЕГО НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ ЭТОЙ ФОКУСНИЦЕ. На Камболе миллиарды этих джольветов, если в месяц умрет шестьсот из них, от Вселенной не убудет. Под защиту они еще не взяты, а лазер признан орудием ЧЕЛОВЕКОубийства. Все по закону, Джемма.

— Значит, это неправильный закон! Не понимаю, почему Эко-Лига не поддерживается сводом законов, почему не входит в правительство...

— Если ты хочешь, чтобы каждая подобная организация поддерживалась специальным сводом законов, тогда придется подвести закон вообще подо все на свете. То, что несколько людей нарушили твою свободу, вовсе не значит, что ты ее совсем лишилась. Неужели тебе нужно полицейское государство?

— Если люди в нем перестанут убивать невинных существ, то да!

— О, да ладно тебе, Джемма. Джольветы — не люди. Если ты убиваешь любое другое существо, кроме человека, это не считается убийством.

Она наградила меня взглядом, в котором сквозила неприкрытая ненависть. Я знал, что она с трудом контролирует свои эмоции, но еще ни разу не видел, чтобы перемена в ее настроении происходила настолько быстро. Мне даже показалось, что она сейчас ударит меня. Голос ее резал, словно ледяной ветер:

— Все зависит от того, кто определяет эти «человеческие» рамки.

— Необычное высказывание.

Она резко побледнела, затем покраснела, и рука ее непроизвольно метнулась к хоркину.

— Я хочу сказать: тот факт, что какая-то несчастная тварь не обладает разумом человека, вовсе не оправдание для убийства. По большому счету, все мы животные.

Что-то в ее объяснении не сходилось. Я увидел эту нелогичность и уцепился за нее.

— Верно! Но животные все равно убивают друг друга. Чаще всего, в целях пропитания. Иногда — в поисках тепла, порой — добывая строительный материал. Природа — это джунгли. Всем убийствам мы воспрепятствовать не сможем, иначе Вселенная разом затрещит по швам. Однако мы можем попробовать остановить наиболее серьезные разрушения, те, которые приносят наибольший вред. В этом и заключается моя работа.

— Джольветы должны страдать, чтобы обеспечить нам свободу, — сказал я. — Это политика. — Я ухватил ее за руку. — Думаешь, мне это нравится? Если эта чертова баба хоть на один миллиметр заступит за черту, я мигом сграбастаю ее! Однако она умная, знает закон. Она бережно обращается со своими джольветами и убивает их гуманно. Я пальцем не могу до нее дотронуться. Но можешь спорить на что угодно, я слежу за каждым ее шагом! Когда-нибудь она допустит ошибку, и ТОГДА я положу конец всему этому отвратительному бизнесу!

Я дрожал от гнева, меня охватила та же ярость, что и при разговоре о судьбе Корисанды.

Она коснулась моей руки:

— Кажется, я поняла. Как, должно быть, это больно, когда руки твои связаны.

— Не только, — поправил я. — Иногда это полезно. Иначе я бы мог соблазниться и объявить себя Богом.

В тот же день я вызвал КомКомпЦентр и запросил сведения о Ламберте. Повинуясь какому-то внезапному порыву, я добавил к списку имена Трэнта и Джеммы Томасов, задействовав коды, которые не должен был знать.

У Ламберта и вправду оказалось рыльце в пушку: он торговал археологическими находками, что было запрещено. Но, в общем, заурядный мелкий пакостник. Я сразу потерял к нему всякий интерес. Как я ни гадал, не смог придумать ничего такого, что бы заинтересовало Ламберта на Сермюлоте. Наверное, он действительно приехал сюда отдохнуть.

С Трэнтом у меня получилось лучше. Я выяснил, что когда-то он работал на правительство. В секции Ассимиляции и Преобразования ПсихоСоциального Департамента. По моей спине пробежал холодок, поскольку с другой секцией, отделом Реконструкции, того же департамента у меня были связаны не лучшие воспоминания. Но А&П занималась отдаленными районами человеческой империи, следя за тем, чтобы уровень их развития не опускался ниже среднего. Изолированные сообщества способны вырабатывать самые поразительные обычаи, которые А&П приходилось искоренять, возвращая эти культуры в общее социальное русло.

Далее я обнаружил, что в 2285 году Трэнт был уволен из А&П. Не выгнан с позором, но и не проважен с почетом. Возникли какие-то проблемы, и он быстренько подал рапорт об отставке. Однако больше походило на то, что его «ушли». Наверное, залез без разрешения в секретные файлы. Я обнаружил, что гневаться на него за это весьма сложно — чем я сам сейчас занимался? В полиции ничего на него нет, но нынешний источник дохода неизвестен. Он много путешествует. Далее следовали невразумительные намеки на его связь с игорным синдикатом, какие-то преступные делишки и работу посредником между бандами.

Джемма называлась его воспитанницей, ставшей с недавних пор и личной помощницей. Я попытался раздобыть более подробные сведения о ней, но меня все время отсылали к ее Общественному Делу, в котором не было ничего интересного. Весьма подозрительное обстоятельство — в секретных файлах на каждого из нас какая-

56

ВОКРУГ СВЕТА