Юный Натуралист 1974-01, страница 48

49

ОХОТА НЕ В СЕЗОН

Снег сыпал на землю, когда в один прекрасный день я наконец-то ступил на желанную землю острова Врангеля.

Одинокий чукча в белой камлейке, радушно улыбаясь, встречал нас. Едва узнав, зачем я приехал, так же радостно улыбаясь, он сказал, что моржей на острове нет.

Подошли еще какие-то люди. В растерянности, продолжая делать все как во сне, я здоровался с ними, куда-то помогал тащить мешки, ставить чемоданы. Сидел на санях, которые, фырча, тащил трактор по земле, направляясь к притулившимся на берегу домам.

Помнится, под вечер я оказался на берегу моря. Там на днище перевернутой байдары, сделанной из шкуры моржа, желтой как янтарь, сидел тот самый чукча Ульвелькот и курил, безотрывно глядя на море. Я подсел к нему.

В той стороне, где за. горами находился пустынный и мрачноватый мыс Блоссом, дотлевал закат. Небо медленно багровело, принимая цвет остывших углей. Рыжеватые горы на глазах синели. Ни души не было видно вокруг, ни звука не доносилось. Слышно было только, как с застывших в море льдин падают в гладкую воду капли.

Когда совсем стемнело и на другой стороне пролива на небе заискрились звезды, Ульвелькот погасил окурок и сказал, что моржи приходят на остров, если море чистое и у берегов нет льда. Когда же льда много, моржи там, в море, спят. И раз уж я этого не знал, надо было дать ему предварительно телеграмму, он бы обо всем мне написал.

Но я уже и не собирался корить себя за такую оплошность. И без моржей жизнь на острове, казалось мне, будет прекрасной. Я понял вдруг, что рвался в Арктику не только ради моржей, но и потому, что соскучился по безлюдью, тишине, морю и льдам.

На следующее утро, не накинув шубы, я сошел с крыльца и отправился сам не знаю куда.

Передо мною были желтые горы, словно насыпанные из песка. На далеких вершинах сверкали снега. Нога ступала мягко, совсем неслышно. Шагалось легко, и вскоре я достиг вершины первой сопки. И тут я инстинктивно затаился, увидев взбиравшегося навстречу песца. Песец пошатывался от ветра. Светло-коричневый, гладкий и холеный, он напоминал проказливого кота.

В пасти песец нес мышь. Увидев меня, разбойник остановился. Сел. Не сводя пристального взгляда, проглотил мышь, облизнулся, показав длинный узкий язык, и спокойно отправился восвояси.

С тех пор кончилась моя безмятежная жизнь. Желание еще раз повстречаться с песцом заставляло меня вновь и вновь отправляться в тундру. Ушастая морда облизывающегося песца не давала мне покоя. Но долгое время я не то что песца, лемминга не мог в тундре увидеть, хотя в иных местах земля от их нор напоминала решето. Это настораживало и угнетало. Уж если я не мог увидеть их, значит, со мною что-то за время жизни в городе произошло. Я разучился ходить и видеть, как ходят и видят в тундре охотники, и сомневался теперь, сумею ли обрести прежнюю форму.

Ульвелькот, который обо всем догадывался, предлагал мне не мучиться и обождать до зимы. Он обещал мне тогда поймать песца в капкан и запустить в дом живым, чтобы я его снимал, но это совсем меня не устраивало. У меня уже был свой план.

Время шло, и дни, казалось бы, безрезультатных прогулок стали приносить свои плоды. Тундра признавала меня. Остров перестал быть для меня пустыней. Я вновь привыкал бесшумно ходить и издалека видеть. Первыми вынуждены были представиться мне лемминги.

Издали заметив пушистый комочек, застывший у норы, я потихоньку начинал подбираться к нему. Наверно, смешно было смотреть полярным мышам на огромное

4»Ч -X 1'т