Юный Натуралист 1977-09, страница 47

45

успокаиваются и снова принимаются за свои дела, не обращая на меня, внимания.

Теперь сверху мне хорошо видны гнезда и спины сидящих птиц. Я насчитываю в гнезде у желтой цапли только два яйца. Всего их должно быть шесть, значит, гнез-дованье только еще началось. Вижу, как кваква клювом осторожно переворачивает яички в своем гнезде. Вижу птицу, сидящую рядом с гнездом. Она слетела с него, чтобы не перегреть яиц, и устроилась рядом, своим телом загораживая яйца от лучей солнца.

Вот с моря возвращается стая самцов-бакланов. Двое несут в клювах по хворостине. Самки бакланов уже насиживают яйца, а самцы еще продолжают подправлять гнезда. И хоть в лесу полно хвороста, но глупые птицы тащат ветки с берега моря, за несколько километров.

Так я сижу на дереве и записываю события птичьей жизни.

В колонии ни минуты покоя: то появилась ворона, и с шумом и гамом птицы гонят со своей территории непрошеную посетительницу, то под тяжестью усевшихся на нее птиц с треском обламывается сухая ветка (на. таких отмерших ветках птицы не вьют гнезд, а только садятся отдыхать). Новый переполох — вся масса встревоженных птиц срывается с места и заполняет воздух.

Когда выведутся птенцы, будет еще шумнее. Птенцы забираются на верхние ветки, и каждый старается раньше других захватить корм. Взрослые птицы часто отдают корм первым попавшимся им птенцам. Разве тут разберешь, какие свои, какие чужие? Мне приходилось бывать в это время в колонии вместе с женой, кольцевать птенцов. Сверху, с дерева, я кричал жене: «Кольцо серия такая-то», а она записывала. Под деревьями рыскали шакалы. Птенцов-неудачников, упавших вниз, шакалы съедали тут же, на глазах: им было все равно, окольцован птенец или не окольцован.

Наблюдая и записывая, я провел в птичьей колонии весь день. Время шло так незаметно, что я вспомнил об обратном пути только тогда, когда солнце уже было на западе и в лесу стало прохладней.

На юге ночь наступает очень быстро: надо было спешить, чтобы до темноты выбраться из лесу. Я опустился с дерева и стал иокать дорогу. То ли я плохо искал, то ли пробитая тропа была едва заметна, но в напрасных поисках прошло полчаса. Я больше не мог терять времени и пошел наугад, выбрав, как мне казалось, правильное направление. По моим расчетам, мне нужно было идти на восток.

Долго, должно быть с час, пробивался я по чаще, а лес все не кончался. Должно

быть, я сбился с пути. Все чаще попадались мне незнакомые, труднопроходимые участки колючих зарослей.

Не хотелось мне ночевать в лесу! В этих местах, в Ленкоранском районе, очень распространена малярия. С наступлением сумерек бесчисленное количество малярийных комаров облепляет запоздавшего человека. Но другого выхода не было.

Я снова углубился в лес, выбрал большое дерево, залез повыше, куда не залетали комары, и расположился на ночь.

Так я сидел, прислушиваясь к ночным звукам. До меня доносился далекий сонный гомон птичьей колонии. Квакали лягушки, монотонно кричала маленькая со-ва-сплюпжа, резко каркала в темноте ночная цапля. Порой начинал жалобно кричать шакал, вслед ему затягивали другие.

Но потом все смолкло, и ночная тишина нарушалась лишь невнятным шорохом да изредка тихим треском сухой ветки под ногой вышедшего на охоту хищника.

Я стал уже дремать, как вдруг резкий голос заставил меня вздрогнуть. Голос был так силен, что заглушал все шорохи ночи, проникал в самые глухие уголки чащи.

— Эй, — разнеслось по лесу и отдалось. — Эй!

Я молча, с удивлением прислушался. Откуда мог взяться ночью в лесной чаще человек и кому он подавал голос?

— Эй! — опять прокатилось по лесу.

Конечно, это меня зовут. И я с готов

ностыо, дружески откликнулся:

— Эй!

Я уже взялся рукой за сук, чтобы начать спускаться с дерева, слышу — идут!

Дикий, нечеловеческий хохот был ответом на мой призыв. Я обомлел. Казалось, весь лес хохотал, издевался надо мной. Хохот перешел в резкий визг и оборвался. Затем я услышал обычный голос ночной птицы: ху-бу, ху-бу...

Теперь я все понял: это кричал не человек, а филин. Мне стало понятно происхождение сказки о лешем. Должно быть, ее создала фантазия суеверных людей, слышавших ночью в глухом, диком лесу хохот и крики филина.

Все снова затихло, и я стал ждать рассвета, с улыбкой вспоминая свою перекличку с ночной птицей/

Е. Спангенберг Рис. А. Комарова