Юный Натуралист 1977-09, страница 55

Юный Натуралист 1977-09, страница 55

Потом все стихло. И вдруг глаза Лукьяна влажнеют:

— А она, лапушка, уже пошла к югу...

— Кто? — не поняли мы.

— Да Осень! Я в сторожке ночевал... Проснулся на зорьке, а по лесу свет волнами, такой лазоревый, румяный... А она просекой поплыла.

— А какая ж она?

— Красивая. Похожа на девушку... Желтая коса по земле стелется, ресницы опущены долу, в разноцветном сарафане, значит, в желтый, этакий пунцовый, пурпуровый цвета. Идет она, Осень, и тепло своей души людям раздает, и добреют люди в эту пору. А назад возвращается уже скучной, в белом сарафане. Идет усталая. Значит, всю силушку, все тепло людям отдала. Тут за ней и зима.

Лукьян стихает, застенчиво улыбается. Потом внимательно смотрит сначала на меня, потом на гостей — все серьезны.

— Нет, вы не подумайте, что я верю в эту сказку. Просто хочется думать, что так

53

все и было... что шла Осень девицей-красавицей и всем ласку да красу дарила. Размечтаешься, и на душе лучезарно...

На Лукьяна внимательно смотрит серый волк, будто ждет продолжение сказки.

— А этот? — кивнул я в сторону волка.

— Давно было! Отыскал в лесу малюсенького волчонка, скулит этак жалобно-жалобно и весь от холода трясется. А теперь, как видите, друзья! Спервоначала на привязи содержал, а потом подумал: «Каково ж волку на привязи в лесу? Это ж глумление!» Отпустил! Не уходит, разбойник... — Старик вздыхает. — Ну а батюшка-филин! Этот самовольно поселился в дупле, когда я в лесу отсутствовал. Сначала дичился, улетал. А теперь свыкся. Царь ночи! Редкая теперь птица. Один вот Афоня на весь лес! И скажу я вам, ребята: цены нет Афоне-филину! Всех водяных крыс в Светлом ручье извел, всех грызунов окрест порешил...

А потом мы бродили осенними лесами, а я думал об одном.

Вот идет красавица с желтыми косами, в огненно-желтом платье, глаза — задумчивая синева неба, а от этой волшебницы во все стороны льется волнами мягкий свет: бирюзовый от глаз, золотой и багряный от нарядов. От этого света меняется лес: липа желтеет, бересклет розовеет, рябина становится пунцовой, осина — багровой и оранжевой, черемухи — пурпуровыми.

Махнула Осень правой рукой, и зацвел по долинам самый прекрасный из диких цветов — белозер.

Взмахнула Осень левой рукой, и зацвел у обочин проселков нивяник, забелела яс-колка, розовая зубчатка алым пятном вспыхнула на жнивье, зацвел дикий цикорий, зацвела ярутка.

Взмахнула снова Осень правым узорчатым рукавом — заизумрудились озими, тяжелые гроздья рябин пригнули долу ветви, умиротворяюще зашумели, обнажаясь, леса.

И слышится в этом шуме что-то величавое и никем не разгаданное, вечно тайное. Молочные паутины поплыли за Осенью. А она идет полями, лесами, болотами, взгорьями дальше и дальше, меняя все за собой.

Е. Максимов

ХИТРУША

Наш дом стоял в густом лесу. С трех сторон лес подступал почти вплотную к забору. И только с четвертой стороны высокие ели, высаженные в ряд лет сорок-пятьдесят назад, отделяли участок от дороги, за которой снова начинался лес.

Как-то раз я сделал скворечники, и мы с отцом развесили их. Один повесили на бе