Костёр 1960-08, страница 27

куда надо свернуть. Про руку придумал не сам Дима, это Вася так сказал, когда они подружились, и Вася впервые повел его этим путем.

Дима на минутку остановился. На дороге-то светло, а там, в глубине, кажется, и просвета нет. Настоящие дебри. Но надо! Ничего не поделаешь. Дима пригнул голову и нырнул в чащу, будто в холодную воду.

Лес обступил его. В вышине о чем-то неясно бормотали сосны. Дима все ускорял и ускорял шаги, почти бежал, спотыкаясь о корни, скользя по хвое.

Удочка то и дело цеплялась за ветки. Дима снял ее с плеча и понес в руке. Сосновый бор кончился. Пошло мелколесье с березками да осинками. Осинки дрожали, будто от холода. Дима подернул плечами — и вправду свежо.

Вот и полянка с огромным замшелым валуном. Теперь уже близко. Эта полянка Диме знакома. У валуна Вася рассказал ему про ондатру. Дима помнил каждое словечко. Ондатра— заморский зверь, ее привезли из Америки. Совсем недавно привезли. Вася сказал — лет тридцать тому назад. Дима удивился: ничего себе недавно! Но Вася объяснил, что вот, к примеру, корова живет на нашей земле тысячи лет, собака — и не сосчитать. Так что тридцать лет это совсем недавно.

Индейцы называют ондатру младшей сестрой бобра. Потому что она похожа на него, только ростом поменьше. И хатки строит с выходом под воду, как бобры. Мех у нее густой и пушистый. Красивый мех. И подумать только — одна такая ондатра живет на той самой речке, в которой купаются ребята. Ребята купаются на пляже, недалеко от лагеря, а ондатра выбрала себе местечко в лесной глуши, у тихой излучины, под глинистым бережком. Вася ведет за ней юннатские наблюдения. У ондатры есть дети, маленькие ондатрята или ондатренки, как их там... Словом, крысята, — ведь ондатра грызун и ее иначе еще называют мускусной крысой.

— А ребята знают про ондатру? — поинтересовался Дима.

— Ребятам только покажи... Начнут ходить по двадцать человек, и все пропало.

— Так я же никому...

—- Пионерское? — спрашивает Вася.

— Даже будущее комсомольское! — твердо отвечает Дима.

Видно, Васе и самому хотелось поделиться тайной. И он повел Диму на мысок. Они долго стояли над рекой. Диме стало скучно, заговорить он не решился. Потом, вернувшись к валуну, Вася спросил:

— Здорово, а?. Видел?

Дима покачал головой.

— Не видел! — ужаснулся Вася. — А по-• грызы свежие! А выеденные ракушки под берегом?

Во второй и в третий раз ходили они с Васей на мысок, а Дима так и не увидел ондатру. Но эта излучина стала для него какой-то особенной. И не только из-за Васи с его мускусной крысой. Диме почудилось — это именно то место, о котором они говорили с папой, когда вдвоем мечтали о ночной рыбалке.

Вот почему сейчас он шел один по лесу, сжимая удочку, стараясь пробираться потише. У Васи есть тайна — ондатра, теперь и у Димы будет своя тайна — рыбалка! Только бы в лагере не спохватились!

Еще несколько шагов, и Дима оказался у невысокого обрывчика над темной водой. Здесь!

Прежде всего — костер! Костер это уже половина ночной рыбалки, может, даже больше. Дима подтащил поближе к обрывчику сухую валежину, набросал сверху сучьев. Костер вспыхнул разом, от первой спички. Недаром за все лето не выпало ни одного дождя. Дима наклонился и потянул носом дымок. Горьковатый! Как раз такой, каким должен быть дым на ночной 'рыбалке.

Отец говорил — у доброго рыболова приманка загодя готова. Дима вынул из кармана жестяную коробочку из-под зубного порошка. Там шуршали полуобломанными крыльями мухи. Земля так пересохла, что дождевых червей и в помине не было. Но по ночам на мелкую рыбешку берется налим. А мелкую как раз на муху и поймаешь. Так и выйдет — сперва какая-нибудь мелочь, а потом ленивый скользкий налим с белесым брюхом.

Дима размотал леску, наживил на крючок сразу три мухи, сел, спустив ноги с обрывчика, и закинул приманку в воду.

Костра Дима не видел: он потрескивал у него за спиной, то разгораясь ярче, то притухая. Тень куста и тень самого Димы шевелились на траве, делаясь то короче, то длиннее. А за неярким кругом костра совсем темно. Едва костер притухал, темнота подползала совсем близко. Видно, недаром провожали белые ночи, они и вправду кончились, остались только белые вечера до полуночи.

Пока Дима шел, пока разжигал костер, вокруг была тишина. А теперь, когда сам он сидел тихонько, ночной мир наполнился смутными шорохами. Кто-то неподалеку пискнул, протопал быстрыми лапами.

«Это ничего, это, наверное, еж,— успокаивал себя Дима. — Сейчас начнется клев»,-

26