Костёр 1960-08, страница 52

А. Сосунов

В детстве больше всего на свете мне хотелось увидеть черного аиста. Из рассказов деда я знал, что эта редкая птица не похожа на своего белого собрата. И не только по цвету — голова, шея, спина, широкие крылья у него вороньи, клюв — ярко-красный, глаза коричневые, очень выразительные. Не похожа еще и потому, что боится человека, селится далеко от человеческого жилья. Дед рассказывал, что черного красавца можно встретить в самых глухих таежных углах Сибири...

Неделями бродил я по родным тобольским урманам и болотам, надеясь встретить аиста, но прошло много времени, прежде чем мне посчастливилось...

Как-то в лесах Конды, притока Иртыша, пробираясь весенней распутицей по бровке реки, я заметил на льду горбатый профиль. Подошел ближе и из-за сосны долго вглядывался в него.

— Черный аист!

Отступив в густой сосновый молодняк, боясь хрустнуть веткой, начал подкрадываться. Страсть охотника брала верх над душой натуралиста, приклад ружья сам собой

вдвинулся в плечо, еще миг — и передо мной лежала бы груда

перьев. Не подозревая об опасности, аист стоял на одной ноге и

клювом перебирал на груди белые перышки. В тот самый момент, когда мой палец лег на спуск, раздались странные стрекочущие звуки. Аист пел! В фантастических звуках стрекотания и пощелкивания, отдаленно напоминающих токование глухаря, слышался шепот тайги, всплески озерных вод и шелест гальки, смываемой прибоем. Голова у аиста закинулась за спину, глаза закрылись, крылья опустились... Колено следовало за коленом... Я поставил ружье на землю и, как завороженный, слушал необыкновенную песню. Над ноздрева

тым льдом мелькнула чуть заметная тень и рядом с поющей птицей опустилась на лед другая... Прилетевшая была подругой аиста, так как он громче и чаще защелкал клювом и, быстро приседая, начал описывать круги. Сквозь сетку тумана пробился луч солнца, на прибрежном озере затрубили лебеди. Аист перестал токовать и, вытянувшись, застыл четким изваянием. Затем

обе птицы, расправив бархатистые крылья, плавными кругами поднялись над рекой и скрылись из моих глаз.

...Через десять лет случай привел меня в таежные дебри Тевризского района Омской области.

Стоял конец мая — для работ в тайге самая лучшая пора. Все живое цвело, веселилось и пело. В болотных низинах проклюнулась щетинка осоки и ярко горели пучки куриной слепоты. С утра до первых тусклых звезд звучали концерты пернатых: заливисто гремели белобровые дрозды, серебряными колокольчиками заливались зяблики, шепотком бормотали пеночки.

Как-то раз утром, умываясь на берегу залива, я увидел в воде силуэт парящей высоко в небе большой птицы. Узнав старого своего знакомца — черного аиста, я долго следил за ним взглядом.

Аисты гнездились, видимо, невдалеке, так как в тот же день рабочие из нашего отряда вспугнули с болотца какую-то незнакомую им крупную птицу. Вечером я поспешил на это болотце и, устроив на

кромке его плотный шалаш, засел в засаду.

На закате солнца урчащий хор лягушек замолк, и на кочки против шалаша опустился черный красавец. Несколько минут он оглядывался, потом, почистив о кочку клюв, занялся охотой. Проглотив с десяток лягушек, аист подошел к самому шалашу. Т*ак близко, что я мог бы погладить его атласное оперение...

Когда совсем стемнело, аист улетел. На другой день я принялся разыскивать его гнездо. На пять километров в окружности табора обшарил тайгу, но гнезда не нашел. К моему великому удивлению, оно оказалось у самого стана. И вот

как я узнал об этом...

%

Таборщиком и кашеваром в нашем геологическом отряде — старик-белорус Викентий Федорович Бабуль, заядлый охотник и своеобразный натуралист.

Однажды, придя в табор, мы застали деда за непонятным делом: он заботливо мастерил клетку.

— Зачем тебе это? — спросил я.

Дед, вскинув лучистые голубые

глаза, ответил коротко:

— Да для дитя буселя.

— Какого буселя? Скажи толком.

— Да птаха такая велыкая, вот побачьте маленького буселенка.— И дед Бабуль, к моему удивлению, достал из корзины птенца черного аиста.

— Где ты взял его?

— Да утром, как пошел лозняк резать, под толстой веткой его и нашел.

Аистенок был совсем беспомощный. На полуголом теле реденько пробивались перовые дудки. Несуразно большая голова с толстым клювом плохо держалась на тонкой шее и все время клонилась книзу.

7 «Костер» № 8

49