Костёр 1972-06, страница 54
Потрогал рыбак свое лицо— на нем борода и усы. «Какое нынче число?» — спрашивает прохожего. Тот отвечает. «А год?» Совсем непонятный год называет прохожий. И понял тут рыбак, что пробыл он в подводном царстве не три дня, а триста лет... в гостях У ЗИЕЗИ ЦУБОТА Писатель Зиези Цубота принимает нас — советских писателей — по-европейски. Правда, как требует обычай, мы оставили свои ботинки у порога дома и сидим в тапочках, но сидим на стульях, за высоким столом. Хозяин — седовласый худенький старичок — расспрашивает нас о советских детских писателях (сам Зиези Цубота — старейшина японской детской литературы), о Горьком, Маршаке, Пантелееве. Потом поднимаемся на второй этаж. Здесь рабочий кабинет хозяина. Пол устлан циновками — татами, лежат подушки или сидения — дзабу-тон, рядом с низким столом — жаровня — хибати. У Цубота-сан хорошее настроение. Он садится к столу, скрестив под собой ноги. Переводчица советской литературы Ясуэ Миякава комментирует: — Вот в таком положении Зиези Цубота написал 250 романов и повестей... Цубота-сан просит перевести. Ему переводят. Он заливисто хохочет, подтверждает: — Да, да, да... Смеется и еще одна гостья Зиези Цуботы — писательница Миоко Ма-цутани. — Женщины у нас сидят по-другому, не так, как мужчины, — говорит Цубота-сан, — но иногда это тоже приносит успех. Вот Мацутани-сан за свои сказки получила Андерсеновскую премию... Беседа прекращается, когда мы попадаем в комнату покойной жены писателя. У стены, в цветах, ее портрет. По буддийскому обычаю встаем на колени. В саду Цубота-сан снова оживляется: — Жизнь моя не была легкой... Всю войну — в армии: острова Тихого океана, Индонезия, плен... По-настоящему смог начать работать только в послевоенные годы. Наверстывая упущенное, жил отшельником. Да и сейчас, по правде сказать, одиноко живу. А вам очень благодарен, что приняли приглашение! Не поверите: вы — первые советские люди, с которыми я познакомился!.. Мы покидаем дом Зиези Цубота и по дороге в гостиницу думаем о многом: и о том, как интересно жить, когда по-настоящему трудишься, и о том, что надо уважать чужие обычаи, и о том, как важны новые встречи, дружба... ИЗ ЗАПИСЕИ НА СИМПОЗИУМЕ Говорит Осигами-сан, преподаватель литературы: — Я пришел на заседание нашей литературной секции прямо с демонстрации. Вопрос с Окинавой должен быть решен так, как требует народ! Это мнение большинства японских педагогов! А теперь — тема моего сообщения: «Произведения советского писателя Виталия Бианки в японской начальной школе»... Следующим слово получает Киуу-най-сан, преподаватель литературы: — Вчера советские коллеги рассказали о народных праздниках, посвященных Пушкину, которые происходят в селе Михайловском. Это — замечательно! Мы боремся против детских изданий со сладенькими пошлыми рисунками!.. Мы боремся против комиксов, потому что, как правило, их содержание — прославление милитаризма!.. А теперь — тема моего сообщения: «Сказки в японской начальной школе»... И так — все ораторы: речь каждого начинается как бы «не на тему». А почему, собственно, не на тему? И Окинава, и Пушкин, и борьба с комиксами — все это важно для японских детей! ВТОРАЯ СКАЗКА ФУКУМИ Сидим на скамейке, на высоком холме возле замка. Вдали — Осака, с ее многоэтажными зданиями, скоростными дорогами, огибающими дома где-то возле крыш... А внизу, под нами, наполненный водой ров, — там движутся красные спины медлительных карпов. Фукуми рассказывает: — Давным-давно в одной деревне жили две бабушки. По утрам ходили они к ручью за водой. Чуть раньше — первая, чуть позже — вторая... Вот идет по дороге первая бабушка и видит: лежит на обочине воробей, — клюв раскрыт, — словно задыхается, — да и лежит-то он не на лапах, а на крыльях, распластав их,— и дрожит. — Что, подбили? — спрашивает бабушка. — Подбили, — отвечает воробей. — Плохи твои дела! — сказала — и пошла дальше. Идет по дороге вторая бабушка. Увидела подбитого воробья, наклонилась, взяла в руки. «Постараюсь выходить 52 |
