Костёр 1972-12, страница 21

мешок упадет, мельник привязал его крепко. А вот капризов осла я опасался.

Что может быть хуже, чем застрять на дороге! Зима, людей в это время не встретишь. В горах волк;и. Говорят, что для волка нет животного милее, чем осел. Лошади, быки, буйволы, даже коровы не дают волкам близко подойти. Осел же кричит: «Иа! Иа!» — и стоит, застыв на месте, как вкопанный, а тем временем волк хватает длинноухого глупца за горло.

Сумерки поднимались все выше и выше и достигли Волчьего ущелья почти одновременно со мной. Еще издали я увидел на развилке дорог машину и людей. Наверное, машина отъехала в кювет и сейчас ее будут подталкивать.

И в самом деле, люди облепили трехтонку, как муравьи кочку. Незнакомый шофер в отслужившей срок армейской гимнастерке громко командовал:

— Раз, два — взяли!

Что же мне было делать — идти мимо и глазеть, как люди надрываются? Я, дескать, посторонний. Я — не я и машина не моя?

И сам не заметил, как очутился я у заднего борта машины, налег плечом на доску, уперся ногами в грунт...

— Эх, пошла! — весело закричали вокруг.

Машина выкатилась на дорогу. Меня хлопали по спине, по плечам и весело говорили:

— Он пришел — сразу вытащили!

— Когда все помогают — и войлочный кол в землю войдет!

— Общий котел и на льду закипит!

А про осла-то я забыл. Оглянулся и вижу: серый преспокойно улегся в сторонке и жует травку.

Я подошел к нему, попробовал поднять, но осел не обращал на меня никакого внимания. Мне стали помогать пассажиры: кричали, понукали его, но осел никого не слушался.

Тогда пассажиры с шумом и смехом полезли в кузов. У меня было не очень-то хорошо на душе. Вот они уедут, а я на ночь глядя останусь в глухом ущелье один с этим упрямцем. Шофер заметил, что я смотрю на него как-то необычно, и спросил:

— Ты хочешь что-то сказать, мальчик?

Я вытащил из кармана гайку, ту, что нашел на дороге, и протянул водителю:

— Я хотел спросить, может, пригодится на что-нибудь?

— Молодец парень! —похвалил водитель.— Семь восьмых — самая нужная.

Он сел в кабину, рядом устроился какой-то толстяк. Неужели они уедут?

Но шофер посмотрел на меня и сказал:

— А что с мальчиком делать?

Все молчали, а толстяк поинтересовался:

— Вы предлагаете везти осла?

— Как? — спросил я, еле сдерживая слезы.

Но шофер, видя, что я расстроился, весело

крикнул:

— Ничего, друг, не горюй! Сейчас мы сдвинем с места твое «Иа-сто один!»

И сразу возле осла оказались все, кто сидел в кузове. Водитель, конечно, тоже. Только толстый человек остался в кабине.

Осел, конечно, не трехтонка, его не сдвинешь с места.

— Хочешь пройти с ослом через мост, тащи его за хвост! — кричал один.

— Не хватай за хвост осла — это не грива коня! — кричал другой.

А третий кричал что-то уже совсем невразумительное.

Осла тащили, толкали, лупили, тянули, сдвигали, подпихивали, уговаривали, грозили, просили, умоляли... Результат был один: серый невозмутимо лежал на земле. Шофер первым вышел из себя. И не удивительно, он-то привык иметь дело с послушными машинами.

— А ну-ка, на руки его, ребята! — закричал он.

Все дружно взяли и положили осла в грузовик.

Так мы и ехали. Осел — на машине, мешок — на осле, мука — в мешке.

Теперь мне нечего было бояться, что мешок упадет.

Получилось, что я выполнил совет хитрого мельника: и мешка не трогал, и упасть ему не дал.

А гайка так и осталась у шофера.

Перевод с лакского

ТЕЛЕГРАММА ( СРОЧНАЯ ) "СЛУЧИЛОСЬ СОВЕРШЕННО НЕПРЕДВИДЕННОЕ! КУДА-ТО ИСЧЕЗ НАШ

КОМАНДОР ! ПОИСКИ ПОКА НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЕЛИ... ОПАСАЕМСЯ, Из Махачкалы в _что ПУТЕШЕСТВИЕ СОРВЕТСЯ...

БОРОДАЧ"

Ленинград