Костёр 1987-07, страница 13
От реки в гору (Вепсская возвышенность!); и ошутишь: что-то вздынешься и ощутишь: что-то переменилось в пейзаже, в освещении, в атмосфере. Запахнет диким лесом: медведями, глухарями, рябчиками. Белыми грибами — о! это ни с чем не сравнимый запах. Запахнет Чистыми борами! Минуешь ведущую вправо, бывшую лесовозную трассу — по ней дойдешь до речки Генуи; знаю, хаживал. Дальше повертка влево, затравевший сход вниз... Здесь, у повертки, однажды я ноче вал в весеннюю ночь. Тогда была иная музыка, снег на дороге... Внизу опять малинники, с несъеденной, не стекшей вместе с дождями, может быть, специально к моему приходу (до меня никто не хаживал, только Лыско с Соболем), вызревшей из завязи малиной. Лес становится смешанным, с осокой, папоротниками, костяникой, ельниками, березами, осинами, рябинами. Очень становится горячо: места грибные! Тут не удерживаешься на дороге, помаленьку начинаешь рыскать, находишь подосиновик, белый — но это цветочки, ягодки впереди. И ягодки тоже. Брусника — в Чистых борах! Дорога идет боковиной гряды холмов. Гряда все выше. Сквозь редкий древостой начинаешь различать как бы снежинки — лужайки белого моха, ягеля. Если подняться к гребню холмов, пойти верхами, так, чтобы солнце грело тебе затылок и правое ухо, выйдешь к Сарке, к Сарозе-ру. Я хаживал этим путем (т. е. без пути, по солнцу)... У входа в Боры на дороге тебя непременно встретит (ты ему поклониться) первый здешний боровик, такой красивый, пригожий, крепкий, как буханка ржаного хлеба из печи... Для тебя одного выросший — в Чистых борах, в Дальних борах! Его шляпка шероховата, влажна... Грибы в Чистых борах все видны с дороги. Белые — придорожные грибы, так я думал и продолжаю думать. Хотя знаю, что это — самообман. В лесу идешь по дороге, по просеке, по тропе — кем-то до тебя пройденным, тебе завещанным путиком. Грибные места все найдены до тебя. Пока отыщешь свои, не одни сапоги износишь. И поплутаешь! Ладно коли по солнышку сыщешь дорогу... А в бессолнечный день, в вепсских кор-бях?.. В Чистых борах я нагуливаюсь до чувства полета, отрешения от земных тягот. Хотя полная корзина боровиков тянет руку, обратная дорога много длиннее дороги сюда. В однажды найденном месте ложусь на мох, раскидываю члены, голову на березовую чурку, погружаюсь в забытье. До тех пор, покуда мне напоминают муравьи, что я являюсь (я являюсь-таки!) предметом оживленного интереса их, мурашей. Продолжаю путь, нахожу грибы в таких ме стах, где, кажется, не мог их не наити, идучи этой дорогой утром. Почему гриб то попадает в луч твоего зрения, то выпадает? Почему в неприметном месте ты вдруг оторвешь глаза от стежки-дорожки, как-то испуганно, будто кто тебе дунул в ухо, метнешь взор за обочину, узришь белый гриб — в зените его совершенства; кинешься к нему, расцелуешь, как внука Ваню? Почему? Того нам знать не дано. И не надо! На последках дороги вижу сквозь заросль озерные плесы, ясноводные заводи, блики солнца на лоне вод — беспредельность, всякий раз поражающую душу первозданность, мощь Большого озера, проникаюсь какой-то его несказанной, духоподъемной думой. Рисунки Б. Чупова t |
