Костёр 1972-12, страница 25

Саша Юртась, 10 лет

В ГОРАХ

Край родной

Вижу зори над тобою, милая Чечня.

От тебя, мой край, не скрою,

Как люблю тебя!

Солнце ласковое светит

Над родной Чечней.

Здесь Толстой встречал рассветы

Раннею весной.

Вижу я, орел летает,

Крылья распростер,

Терек волнами играет

И спадает с гор.

Водопад сквозь тучи рвется,

В скалы бьет.

Солнцу весь народ смеется, Весело поет.

Руслан Магомаев

Кавказ

...Не могу налюбоваться природой своего Кавказа. Люблю я эти высокие горы, шумные реки, с грохотом несущиеся между ущельями, зеленые леса, таинственные и глухие, которые влекут к себе каждого человека.

Когда-то Пушкин и Лермонтов писали про суровую природу Кавказа, про дикие обычаи этой страны. Но мне не кажется суровой природа Кавказа. Быть может, тогда она и была сурова, но теперь она не такова.

Увидели бы Пушкин и Лермонтов сейчас наш Кавказ! Они были бы рады увидеть неугнетенный народ этой маленькой страны.

Кавказ! Что мне дороже тебя?

Куда бы я ни поехал, все равно я возвращусь на Кавказ!

Ирис Абаева

И ВДРУГ ИЗ-ЗА ПОВОРОТА

С смотри дневник Бородача на стр. 19)

показалась башня Шамиля (что в ауле Ведено), где наш Командор, он же Олег Орлов, провел в исторических разговорах два часа.

В БАШНЕ ШАМИЛЯ

В жаркий полдень мы сидели с Мусой, человеком двенадцати лет от роду и большим патриотом своих мест, в башне Шамиля на сухих прошлогодних дудках лопуха, и Муса рассказывал мне разные истории, случавшиеся некогда в его родном ауле Ведено...

Мы сидели на втором этаже башни. Первый этаж давно уже служил складом для кукурузного зерна, третий обвалился много лет назад, и видны были глубокие ниши, куда упирались когда-то мощные бревна стропил... До второго этажа, где сидели мы с Мусой, добраться было нелегко, зато здесь никто нас не мог потревожить и можно было за этими стенами, скрывавшими от нас приметы современного мира — стоящий возле башни трактор и только что выгруженные в магазин кооператива газовые плиты, прислушиваться к гомону истории и представлять себе, как цокали по недалекой отсюда дороге копыта коней и Грибоедова, и Пушкина, и Лермонтова... И можно было без помехи слушать Мусу...

— Так вот, — говорил он, — я тебе не рассказывал еще про Шамиля... Было это давно. У нас в прошлом году умер очень старый человек, и было ему сто пятьдесят лет, а может быть, и больше. Наверное, больше. Звали его Мужият. Он видел, как Шамиль въезжал в наш аул со своими мюридами. Мюриды джигитовали и палили в воздух... Он и рассказывал про Шамиля. Зна-