Костёр 1982-05, страница 22

/

ся. Теперь дед и читать умеет. Спасибо Тюенгою говорит, каждому слову его верит. А ведь прятал когда-то под шкурами, не хотел отдавать в школу.

Нынче Тюенгою придется провести каникулы в тундре, и он нисколько не жалеет об этом. У него есть серьезное задание веер пионерии школы-интерната: надо во что бы то ни стало отыскать бивень, вырезать из него буровую вышку в подарок проходчикам недр.

В крайнем случае можно взять из школьного музея, но тот бивень плохо сохранился, весь в трещинах и почернел от времени. Надо отыскать розово-желтый на срезе, чтобы не было в нем пустот и трещин: из такого можно отличные ножны сделать, украшения на пояс и круглые наконечники на хорей. Но у Тюенгоя цель другая.

Настал долгожданный день приезда...

Не доезжая до чумов метров тридцати, Тюенгой соскочил с нарт, помчался навстречу матери. Она стояла у чума, закрыв ладошкой лицо от солнца. С прискоком бежала навстречу собака.

Тюенгой целовал ее в холодный, перепачканный землей нос: она только что охотилась на тундровых мышей, разрывая нору у стойбища.

— Степка, да подходи ты! Чего стал!? Тут все свои... Мама, это мой друг — Степа Щелкунов. У него отец буровой мастер, он пробурил землю на много километров.

Дед Хасаваку головой покачал: сомневается. Ну и сомневайся. Тюенгой таких рассказов привез, послушаешь — вроде на сказку похожи, а это чистая быль.

Тюенгой рассказывает про газовый фонтан, о поездке в Салехард, о самолете «Антей», который они видели в аэропорту окружного центра. Вот это самолет! Откроется сзади люк—и туда машина, как по мосту, въезжает. И машине этой в самолете так же просторно, как жуку в спичечном коробке.

— Мама, а Сюнтка где?

— Брат оленей с отцом пасет... Ты что о школе молчишь? Класс закончил?

— О, мама, я нынче так хорошо по всем

урокам отвечал, что учительница говорит: приходи осенью, еще раз послушаем.

— Что, на осень остался? — испуганно спрашивает мать.

в •

Сын весело смеется, и мать понимает, что все у него в порядке.

Мать берет Степку за плечо:

— Проходите, проходите, гости дорогие!

Нагнувшись, Степа проник в шатер из оленьих

шкур и свистнул от удивления. Тут же получил от друга легкий подзатыльник.

— Чего рассвистелся в чуме? Не положено.

— А что случится?

— Чум тень перестанет давать. Род наш не будет продолжаться.

— Бабушкины сказки!

— А вот и нет. Все так говорят и Хасаваку.

— Да, да,

— Ты

и мать,

— подтвердил дед. мне тогда сразу скажи, чего нельзя у вас еще делать, а то я все каникулы буду затрещины получать.

— Ладно, не сердись, я ж не сильно.

— Свистеть в чуме, мальчик, нельзя,— поучительно проговорил дед Хасаваку, набивая трубку душистым табаком.— Духи не любят этого...

— Ладно, дед, сочинять, — перебил Тюенгой.— Я пошутил, а ты тут как тут со своими духами.

— Это не шутка, внучек.

— Ну иди, выгляни — куда тень от чума делась? На месте она.

— Сегодня есть, завтра может не быть. Духи всегда готовы к мести.

— Учил я тебя, дед, учил, не впрок наука пошла. Кто их видел, твоих духов, хоть раз? Может, космонавты о них что знают: они вон на какую высотищу поднимаются!

С гордостью мать посмотрела на сына, восхищаясь его ученой речью, и сказала:

— Всем за стол, проголодались, поди, с дороги... Потом пойдете и наломаете тальниковых веток— дрова кончаются.

Отдохнув после еды, Тюенгой взял топор и с хитрым прищуром посмотрел на Хасаваку. Вспомнилась Тюенгою одна обида. Его тогда приняли в пионеры. В тундру он приехал гордым, в от-

17