Костёр 1982-08, страница 40

Вот с этого-то, с обыкновенности и беспорядка, и загорелся весь сыр-бор!

Ребята из лесничества решили так: раз уж в обыкновенном и захламленном лесу птицы живут и даже песни поют, то какие же диковинные птицы появятся в лесу прибранном и ухоженном, какие неслыханные песни они тогда запоют! Полные уши песен, полный лес диковинных птиц!

Все за дело! Не спросясь и ни с кем не советуясь, не долго думая выкорчевали ребята все пеньки и колоды, свалили дуплистые сухостоины. Сгребли сухие листья и хвою, сожгли кучи хвороста. Нечего плодиться короедам и листогры-зам!

И хоть птицы в нем самые обыкновенные — но поют! Полный лес разных птиц, полные уши песен!

Лес стал чистеньким и опрятным

деревце

к деревцу. Проложили тропинки, сколотили ска-

меики: приходи, садись и слушай птиц.

А птиц не слышно: ни обыкновенных ни диковинных! Диковинные не появились, обыкновенные улетели! Ни свиста, ни писка, ни шороха крыльев. Пусто, уныло и тихо — словно на кладбище. Стволы голые как столбы. Между деревьев хоть на роликах разъезжай. Стоишь как глухой — ни единого живого звука. Ни красоты, ни радости.

Спохватились ребята — что наделали! Сами и виноваты. Убрали сухие и полусухие деревья — исчезли из леса дятлы. Не стало дятлов — некому дупла долбить. А дупел нет — нет и дупло-гнездиков: синиц, вертишеек, горихвосток, пеструшек.

Сожгли кучи хвороста, пеньки и лесную опадь— негде стало гнезда прятать, мало стало слизней, жуков и личинок. Исчезли коньки и зяблики, дрозды и крапивники, зарянки и соловьи.

Лес опустел и умолк.

Не лес, а какой-то склад древесины: бревна, дрова и доски, вставшие дыбом. Глазам нечего делать, а ушам и подавно. Сидишь на скамеечке и зеваешь.

Нет, это совсем не лес, лес — это совсем другое.

Крепко призадумались ребятишки. Да так до сих пор и думают. А я пока хожу в соседний лесок: обыкновенный, неухоженный и запущенный.

ЛИСЬИ ИГРУШКИ

Спешу я к оврагу, где лисью нору вчера нашел. Перед норой светлел песчаный бугор, затоптанный лисьими лапами. На бугре валялось вальд-шнепиное крылышко. Ишь какой изысканной дичью кормила злодейка своих лисят!

Сползаю в овраг, вот нора, вот бугор, — и снова вальдшнепиное крылышко! Вот чревоугодники, нет чтобы лопать мышей и крыс, подавай им дичь королевскую! Не доведет лисят до добра такая избалованность.

Назавтра снова крыло, через день — опять. Но я уже не сердился, я догадался, что крылышко-то это одно и то же! Я ниткой его пометил, вот она моя красная нитка.

Выходит, не такие уж лисята и привереды, как мне показалось. Кормят их чем придется. И, похоже, не очень-то сытно — у норы никаких остатков: ни птичьего перышка, ни мышиного хвостика. Дочиста все съедают. А все равно какие-то тощие, голенастые. И непонятно, зачем им, голодным, беречь это затрепанное крыло?

До света я устроился у норы. Лисицы у норы не было: то ли ушла на охоту, то ли еще не вернулась. Лисятам скучно одним в норе, натощак не спится и не сидится. И вот самый храбрый не утерпел и высунул нос наружу. За носом заблестели прищуренные глаза. Страшновато, конечно, без мамы, да — была не была! Выскочил на бугор, напрягся пружинкой, чуть что — и метнется в нору. Но листья перешептываются спокойно, шмель басит сонно, солнышко греет

ласково.

Лисенок пошел вприскочку, разминая затекшие лапки. А из норы, как горох из мешка, высыпали остальные лисята.

И началось — покатилось! Каруселью один за другим, зубами за лапы и за хвосты, сцепились клубком — куча-мала! Засиделись в норе лисята.

Т

»

ж

4

% I

ш