Костёр 1982-08, страница 41
И вдруг заметили брошенное крыло — кинулись вперегонки! То никому оно было не нужно, то подавай сразу всем. Самый храбрый первым схватил и запрокинул мордочку вверх. Другие запрыгали как на пружинках. И снова куча-мала! Вот она и разгадка: крыло-то не просто крыло, а лисья игрушка! Крыло как мячик — его подбрасывали-и ловили. Крыло тянули в разные стороны — как перетягивают канат. Крыло и скакалка, и палочка-выручалочка. Крыло прятали и искали, как это делается при игре в «холодно-жарко». С такой игрушкой не только про скуку, но и про голод можно забыть! В конце концов игрушку, конечно, сломали, растрепали ее до перышка. Даже нитки моей не оставили. А я-то хотел его забрать, показать дома лесную игрушку. Но лисята не долго скучали. Лиса принесла им новую — мягкую заячью лапку. И лисята играли с ней, пока не выросли. И не ушли из норы. Вот она, эта лисья игрушка, я ею теперь пыль сметаю. УПОРНЫЕ ОДУВАНЧИКИ Вышел на поляну — вся поляна забросана одуванчиками! Кто-то наткнулся на эти золотые россыпи, глаза у них разбежались — давай рвать и метать. А нарвали — куда девать этакие охапки? Руки липкие, рубахи испятнаны соком. Да и не те это цветы, чтобы их в вазы ставить: пахнут травой, на вид неказистые. И уж очень обыкновенные! Растут где угодно, везде их много, всем они примелькались. Сгребли венки и букеты в кучу и выбросили. Всегда как-то не по себе, когда видишь такое вот разорение. Перья ли растерзанной птицы, ободранные ли березы, раскиданные муравейники или выброшенные цветы. Зачем? Птица кого-то песнями радовала, березы радовали белизной, цветы — красотой. И вот все разорено и загублено. Но не будем сердиться — подумаешь, одуванчики! Это не орхидеи. Кажется, даже числятся сорняками. Может, и в самом деле ничего в них особенного и интересного? Правда, радовали же они когда-то. А теперь... ...Одуванчики радовали и теперь! И удивляли. Через неделю я снова оказался на той же поляне — сваленные в кучу цветы были живы! Шмели и пчелы, как всегда, собирали с цветов пыльцу. Сорванные цветы прилежно, как делали это при жизни, открывались утром и закрывались вечером. Одуванчики просыпались и засыпали, как ни в чем не бывало! Через месяц я вышел на поляну перед грозой— одуванчики были закрыты. Желтые венчики сжались в зеленые кулачки — но они не завяли. Они закрылись перед дождем. Обреченные, полуживые, они, как им и положено, предсказывали погоду! И так же точно, как в свои самые лучшие цветущие дни! Когда гроза отгремела и солнце затопило поляну— цветы раскрылись! И это им было положено, цветы выполняли свой долг. Но уже из последних си'л. Одуванчики умирали. Им не хватило сил превратиться в пушистые шарики, чтобы разлететься на парашютиках по полям, и прорасти яркими солнышками в траве. Но это не их вина, они сделали, что смогли. А мы-то считаем Одуванчик самым заурядным цветком и не ждем от него ничего неожиданного! А неожиданное везде. Спилили в марте березу, а в мае она распустила листья! Береза не знала, что уже убита, и делала то, что березе положено. Цветок белой кувшинки бросили в таз, и он аккуратно, как в озере, каждый вечер складывал лепестки и окунался под воду, а утром выныривал и раскрывался. Хоть часы по нему проверяй! Кувшинка и сорванная видела, отличала день от ночи. Не за это ли назвали кувшинки «глазами озер»? Может, они и нас с вами видят? А? Лес смотрит на нас разноцветными глазами цветов. Стыдно уронить себя в этих глазах. |
