Костёр 1983-04, страница 39

хозяин, и почему так долго она ночует в Даши-ной квартире. А когда увидела в кухне и вторую свою миску, главную, то поняла, что случилось непоправимое: в свой дом уже нельзя вернуться. Даша обхватывала Чангу за шею, терлась щекой о выпуклый собачий лоб, что-то шептала, старалась ее утешить. Жалость и ласку Чанга понимала хорошо; но почему ее покинул хозяин? Этого она понять никак не могла. И это было ее первое горе.

Однажды вечером Чанга отказалась от еды. Когда Даша позвала ее есть, собака даже не сдвинулась с места.

— Тоскует, — сказала Дашина мама, — чувствует, наверно, что Валентин Сергеевич уехал надолго. Ничего, это пройдет. Голод — не тетка...

О

Даша убрала миску в холодильник и устроилась с книжкой в кресле. Она привычно погладила плюшевый лоб Чанги, провела пальцами по носу, но нос был теплый и шершавый, как будто покрылся корочкой. И лежала-то Чанга как-то странно, не так как всегда — положив голову на вытянутые лапы, — а на боку, разбросав лапы. Она не отзывалась на Дашину ласку, а только временами то странно покашливала, то непривычно причмокивала губами — собака была больна.

Врач появился в Дашиной квартире на второй день. Он послушал Чангу, сделал укол, сказал, что Даше повезло с каникулами — от собаки нельзя отходить, а потом сказал самое страшное: «Мы еще не всегда можем побеждать эту болезнь...»

Даша даже не представляла себе, что огромная и сильная собака может быть такой слабой и беспомощной. Чанга ничего не могла есть. Дашина мама варила для нее бульон, и они вместе кормили Чангу с ложечки, вливали ей в рот лекарство, промывали глаза, поили водой.

Шел второй месяц болезни. Врач по-прежнему часто приезжал, делал уколы. Однажды, уже закрыв свой чемоданчик, он посмотрел внимательно на собаку, провел рукой по жесткой потускневшей шерсти, обнял Дашу за плечи:

— Мы сделали все, что смогли, Дашенька. Теперь все зависит от собаки: сможет ли она побороть болезнь. И надо быть ко всему готовой. Теперь все зависит от собаки.

Так вот оно что: оказывается, есть моменты, когда что-то зависит и от тебя самой. И это «что-то» — твоя жизнь, Чанга. Слышишь, твоя жизнь... Ну-ка, собери последние силы, постарайся, голубушка...

А может быть, так думала и сама Чанга, может быть, поняла, что люди ждут теперь помощи от нее самой, кто знает?

Даша не пошла в эту ночь спать к себе в комнату, приставила к креслу стул, принесла одеяло и задремала возле Чанги.

Проснулась она оттого, что ясно почувствовала, как Чанга лижет ей руку. Даша вскочила и увидела, что собака пытается приподняться.

— Мама, скорее сюда, — закричала Даша, — Чанга хочет встать!

В этот же день, впервые за полтора месяца, Чанга поела сама и начисто вылизала миску.

Теперь Даша вспоминала то время, когда Чанга была еще щенком и только училась ходить на своих неокрепших ногах. Ноги у Чанги подкашивались, а один раз, выйдя из лифта, она опустилась на цементный пол, не в силах сдвинуться с места. Даша принесла к лифту старый брезентовый плащ, расстелила его на полу, опрокинула на него собаку и поволокла Чангу в квартиру.

...Валентин Сергеевич приехал неожиданно. Он появился на пороге Дашиной квартиры прямо с чемоданом в руках. Чанга узнала хозяина. От радостного взмаха тяжелого пушистого хвоста подлетели вверх Дашины тапки, один из них угодил прямо в щеку Валентина Сергеевича, и в тот же момент мохнатые Чангины лапы легли на его плечи...

«...Нос у Чанги — блестящая черная пуговка, вокруг нее белый с темными пятнами ободок, волосок к волоску. Как будто плюшевый намордник. Глаза огромные, влажные. Может быть, от радости влажные? Здравствуй, Чанга, здравствуй, голубушка...»

«...А Хозяин все такой же. Тот же плащ на нем. И пахнет от него по-прежнему, папиросным дымком. Где же ты пропадал, Хозяин?»

У Даши подкосились ноги. Она сидела на табуретке и смотрела из кухни на свою любимицу. Чанга с такой силой навалилась на хозяина, что было слышно, как в порыве нежности она два раза легонько стукнула его об дверь. «Поделом тебе, пропащая душа!»

Радостная возня из передней докатилась до Даши радостным голосом:

— Вот я и дома, Чанга! Домой!

И тут неожиданно Чанга приподняла уши, опустилась на пол и стала медленно пятиться по коридору. Она пятилась назад, в кухню. Упершись спиной в Дашины колени, она села на задние лапы, загородила Дашу.

— Что же ты, Чанга? Домой!

Чанга не двигалась, и Даша почувствовала, как все сильнее и сильнее прижимается к ней Чанга, вдавливая ее вместе с табуреткой в стену. Девочка обхватила густую рыжую гриву и заплакала.

...Смеркалось. Чанга сидела посередине тротуара возле Дашиного подъезда, справа, в десяти метрах от нее стоял Валентин Сергеевич, слева, на таком же расстоянии стояла Даша. Оба молча смотрели на Чангу, потом оба одновременно позвали:

— Чанга! Ко мне!

Собака не шевельнулась. Будто не ее звали; будто не ей предстояло решить, с кем же остаться; будто не ее собачье сердце раскалывается пополам; будто люди сами решат за нее: кто же теперь хозяин?

А люди решить не смогли.

— Чанга! Ко мне!

Чанга задрала морду, потянула носом воздух и вдруг протяжно, жалобно завыла. Потом поднялась и, медленно переставляя лапы, побрела в сторону Даши.