Костёр 1983-10, страница 18

своем веку! Тынзяны не выдерживали оленьей прыти, а руки плетут новые. Сколько полозьев у нарт истерлось, а руки новые делают. У скольких обласов протерлось дно, а руки все новые выдалбливают. Но подходит старость. Вырастил троих сыновей, но ни один не остался со мной, никто не хочет пасти оленей. Старший выучился на учителя и живет в городе. Второй в поселке, заведует Красным чумом. Младший ушел служить в армию. Но вернется ли он ко мне, к оленям, которые укачивали его детский сон во время перекочевок? А как, бывало, он радовался каждому рождению нового олененка! Целыми днями пропадал на пастбище! А внук? Останется ли он со мной?»

Человек оглянулся на чум, и глубокие морщины на его лице разгладились. Из чума выскочил шестилетний босоногий малыш и запрыгал от радости, крича на весь лес:

— Дедушка, дедушка, смотри, мой олененок пришел!

Олененок сделал несколько шагов навстречу приятелю, ткнулся мордочкой ему в лицо. Малыш погладил его по шее, потом хлопнул в ладоши и побежал в лес. Олененок, словно нехотя, шагнул, остановился, расставил широко ноги, выгнул спину, потянулся, раздув ноздри, а потом побежал следом, смешно подкидывая задние копыта. Лес звенел от смеха и песни мальчика:

Олененок, олененок, Мой пушистый колобок, Хорошо играть с тобою И поглаживать твой бок...

Старик шел от озера, держа перед собой мокрые полусогнутые руки. За ним, повиливая хвостом, бежала собака... Его старуха уже успела разжечь огонь в летнем очаге и повесить над пламенем чугунный котелок. В ее руках — берестяная посуда с рыбой, разделанной еще с вечера для ухи.

Внук с разбегу плюхнулся за столик, над которым поднимался душистый парок. Возле деревянной чашки лежали ломти испеченной на сковороде лепешки и в миске возвышалась солнечная горка морошки. От озера дул прохладный ветерок.

Дедушка поставил на столик кружку с чаем и, подумав, сказал:

— Хылу, поедешь со мной к дальним мордам?

Это была давнишняя мечта малыша. Он вскочил на ноги, запрыгал и радостно закричал, словно запел:

— Поеду, поеду, с дедом поеду!..

Радости его не было конца. Сами посудите: кому же хочется оставаться дома с женщиной? Ведь настоящий мужчина должен быть целый день на охоте, на рыбалке или, по крайней мере, ходить по лесу, собирая оленей в одно стадо.

После завтрака внук то и дело спрашивал:

— Дедушка, скоро поедем?

Ему все казалось, что дедушка очень медленно собирается. Он сбегал в чум, притащил узелок с хлебом и солью. Достал свое новое маленькое весло.

Когда уже садились в облас, пришла бабушка и стала давать совсем ненужные советы и наставления. Хылу со счастливой улыбкой, наклонив голову, провожал ее взглядом. Конечно, жаль оставлять бабушку одну на целый день, но от поездки к дальним мордам он не мог отказаться.

Весло его то опускалось, то поднималось над водой, сверкая на солнце мокрой, глянцевой лопастью. О борт обласа тихо плескалась волна. По воде плыли желтые лепестки речных кувшинок. Дедушка мурлыкал под нос песню.

Хылу удивляло все: почему лес издали кажется синим, а подъедешь ближе, он становится зеленым? Почему некоторые озера темные, а некоторые светлые? Почему утки плавают возле берега, а не на середине.

Дедушка терпеливо отвечал, но мысли его были заняты иным. Он думал о том, что через месяц начало занятий, и придется отвезти внука в поселок, потому что нынче он должен пойти в школу. Он вспоминал своих сыновей и думал о том, что и внук полюбит город, забудет аромат родного леса, запах дымокура, вкус оленьего мяса

и рыбы, прохладный ветерок с озера...

Правда, ненецкая пословица говорит: «Настоящий олень, куда б его ни забросило сытое или голодное лето, осенью, с выпадением первого снега, возвращается туда, где он родился».

Облас прошуршал по траве и ткнулся носом в берег. Настала полуденная жара, и комаров почти не было. Они выволокли из воды мордушку и стали вынимать толстых окуней и упругих, как пружина, длиннотелых шурогаек. Хылу взял в руки щуку. Под пальцами он чувствовал скользкую оболочку, но шершавая чешуя не давала рыбе выскользнуть. Хылу. смеялся и приговаривал:

— Вот приедем в чум, и я накормлю твоим белым мягким мясом своего олененка, чтобы он скорее вырос и покатал меня.

Щука извивалась в руках мальчика, словно понимала его слова и хотела выскользнуть обратно в реку. Солнце переливалось на чешуе рыбы, словно та вся была вышита мелким бисером.

Возвращались поздно. Ветерок утих, и вечер был душен, насыщен ароматом прибрежных трав и цветов.

На берегу их ждала собака. Рыбаки ступили на берег, и собака, по очереди обнюхав их, запрыгала, повизгивая от радости. Усталые, они направились к чуму.

Хылу шел и думал, что озеро и лес, и олени — это одно целое с его жизнью, весь этот мир не может существовать без него, так же, как он сам не родился бы на свет, если б не было его дедушки, его бабушки...

Только вошли в чум, Хылу забрался в полог к бабушке, ткнулся носом в теплую подушку и, счастливый, стал засыпать. Последнее, что он слышал сквозь сон, — тяжелые шаги деда, который поправлял дымокур, мерный стук копыт уходящих на пастбище оленей и поскуливание собаки, которую донимали комары...