Костёр 1987-02, страница 12

стал большим

Я вспоминал сказку мамы, как будто слышал ее голос. Скорей бы встретиться с ней! Тут, вижу, стало бледнеть Полярное сияние. Значит, солнце всходит, утро настает. Время-то какое? Весна идет в тундру. Вы, наверное, удивляетесь: весна, а мы едем по снегу, пурга останавливает нас в пути, мороз такой, что мы одеты в две меховые одежды, внутреннюю и наружную.

Да, похоже на зиму. Однако, к нам продвигается весна. Она толкает зиму дальше на север. Зима сопротивляется, спорит, но не в силах помешать солнцу. Появление солнца — первый признак весны. Ах, как мы его ждем! Как самого дорогого гостя.

Наконец, солнышко показывается нам. Сначала только одним краешком, совсем ненадолго. Будто из-за сопки заглядывает в тундру: «Как там люди? Заснули, наверное, полярной-то ночью? Пожалуй, разбужу, их». А мы не спали — работали, учились. Но так ждем солнышко! «Пора! Пора! Приходи к нам!» — зовем его.

Дождались! Тундра радуется, хорошеет. Каждый день, пусть ненадолго, она из белой превращается в «розовую чайку». Так говорит мама. Край солнца освещает снег — делает его таким красивым, слегка красноватым.

День ото дня солнышко подымается чуть-чуть выше, пригревает немного больше. К нам начинают возвращаться птицы. Это второй верный признак весны. Самыми первыми прилетают куропатки. Если рано утром пойти в тундру, то можно увидеть белые и розовые снежные комочки. Когда тихонько подойдешь к ним, поймешь, что это куропатки спят. С испугу вспорхнут и врассыпную разлетятся, как конфетти из новогодней хлопушки. А в апреле появятся пуночки: тоже пушистые, белые, но маленькие птички, полярные воробушки. Хорошо бы мне повезло: в конце каникул дома увидеть пуночек.

Собаки мчат нас домой. Я сижу сзади папы на

нартах, прячусь за его спинои от холодного ветра, иногда растираю нос рукавицей, чтобы не обморозило. И мечтаю о каникулах, о маме.

Отец тормозит приколем: надо дать собакам отдых, покормить их, самим подкрепиться.

— Во-о-он видишь, заросли тальника? — показывает мне папа, налив из второго термоса теплый кофе.— Это берег озера. Спустимся с него, пересечем озеро, подымемся на другой берег, обогнем сопку, и ты увидишь мамин нимэ.

Так называется дом у нас в тундре.

Я приподымаюсь на цыпочки, чтобы стать выше и увидеть мамин нимэ. Но ничего, кроме далеких зарослей тальника, не могу разглядеть. Вздыхаю и начинаю пить теплый кофе и есть печенье, вспоминаю мамин горячий, крепкий чай. Папа курит. Собаки жадно глотают мороженую рыбу, потом хватают снег, чтобы утолить жажду, и ложатся.

Отдыхаем недолго. И опять едем, едем... Добрались до озера, спустились с берега вниз. Я считаю про себя. Считаю быстро: хочется поскорей

доехать до сопки, обогнуть ее. «Сто семнадцать, сто восемнадцать, сто девяносто...»

Папа услышал, что я сбился со счета.

— Э-э-э! Так не пойдет! — говорит.

Оказывается, я считаю уже во сне. Веки тяжелые — никак не подымаются.

— Той! Той! — останавливает папа собак.

Мне шепчет на ухо:

— Смотри, куропатки.

Сон с меня вмиг слетел. Глаза легко открылись. Вижу: недалеко от дороги — белые комочки.

Возьми,— говорит папа и подает мне... ружье.

Я не верю. Может, все еще сплю?? Так давно я мечтаю взять в руки ружье. Дождался! Значит, я уже стал большим? Значит, эта весна будет особенной: начнется моя охотничья жизнь?

Я радуюсь, но половину радости прячу: охотник должен быть спокойным, твердым, уметь сдерживать себя. Так говорит папа.

Беру ружье, поглядываю на собак. Они сидят, ноль внимания на мою радость. Совсем глупые собаки. «Только попробуйте после моего выстрела залаять и побежать — спугнете куропаток. Я, может, успею и вторую подстрелить»,— думаю.

Отец показывает:

— Ружье держи вот так.

Между прочим, я сам знаю, как. Но помалкиваю.

— А теперь гляди через эту щелочку...

«Прицел» называется. Но я молчу.

— ... на вон ту палочку.

«Мушку», папа. Неужели он не замечал, сколько раз я наблюдал, как он целится?

Я закрываю то один глаз, то другой — примеряюсь. Оказывается, мушка прыгает! Смотришь правым глазом — она вроде на месте. А зажмуришь его, откроешь левый — мушка скакнула

куда-то в сторону. Этого я не знал. И еще понял: когда целишься, надо стараться не дышать, чтобы не двигалось ружье вместе с мушкой.

Я замер. Куропатки дремлют, ничего не подозревая. С трудом нашел мушку. Она никак не хотела останавливаться в прорези прицела. Крепче прижал приклад к плечу.

— Ну как, будешь стрелять? — спрашивает отец спокойно.

Я киваю ему в ответ, мол, буду. А сам не могу сдержать волнение. Набираю побольше воздуха, замираю, ищу мушку. Чувствую, не хватает воздуха. Открываю рот, вдыхаю. Нахожу опять мушку. Нажимаю на спусковой крючок. Выстрел! Мой первый выстрел!

Собаки лают, кидаются туда, куда я выстрелил. Папа удерживает их. У меня в груди тесно. В ушах гудит от волнения. А куропатки сидят, как ни в чем не бывало, на том же самом месте.

Папа целует меня в щеку. Нет человека счастливей меня! Ничего, что промахнулся и не попал... в снежный ком. Это были не куропатки.

Мы снова едем к маме. Я расскажу вам пока ее сказку.

Перевод с юкагирского Инессы БУРКОВОЙ

Продолжение следует