Костёр 1987-10, страница 32

»

буркнул ре-

вили очередной номер «Правды». Необычный, отмечающий первую годовщину со дня создания этой рабочей газеты. И, конечно, «Уус ильм» должна была откликнуться на это важное событие статьей о значении пролетарской печати. На столе редактора еще лежал черновик передовой. Номер уже отпечатан, тираж разошелся по всему миру, но все рука не поднимается выбросить листки. О пролетарской печати там сказано, что она поможет «созданию и организации той силы, которая в конце концов разрушит стены темной российской реакции и выведет рабочий класс на путь свободы и прогресса».

В дверь настойчиво постучали.

— Я занят. Сколько можно предупреждать! дактор.

Но дверь распахнулась. На пороге стоял паренек лет пятнадцати, шапка белесых волос, голубее глаза и россыпь веснушек на веселой физиономии. Он выглядел нахальным. Но у него было право так, без разрешения, ворваться в кабинет редактора газеты.

Океан чуть не сгубил нашу калошу. Капитан уже целовал портрет дочки,— сообщил он весьма жизнерадостно.— Я думал, что хоть вы будете мне рады. Я из Ревеля. За газетами...

Ревель. Эстляндское жандармское управление. Юнга

рыдал громко, жалобно, вспухший от слез нос вытирал рукавом добела застиранной рубахи. Жандарм, сидящий над протоколом, морщился: приходится детей допрашивать. Этот Антон Сибуль совсем и не похож на «морского волка», хотя несколько раз успел совершить рейсы на своем пароходе в Америку. Еще меньше он смахивает на революционера-подпольщика. Ну что мальчишка может понимать в марксизме? Ему бы конфет нажраться и накопить денег на капитанскую фуражку, чтобы в ней форсить перед девчонками в заштопанных платьицах. Но донесение агента полагается проверить.

Антон Сибуль, у нас есть сведения, что ты перевозил через океан запрещенную литературу.

Чего?

Говорят, ты передал рабочим газеты «Уус ильм». Что, на каторгу захотелось?

— Да я в жизни газет не читал. В школе сыт по горло был этим читанием. Спросите господина учителя — он от одного моего имени плюется.

А если подумать? За честность мы не наказываем. Признаешься, кто тебя втянул в плохое дело, фамилию назовешь — сразу отпустим, и беги к мамочке.

Это штурман Тендер про меня наплел, кошачья шкура, мстит мне.

— Тендер,— задумчиво переспросил жандарм, удивляясь прозорливости юнги.— Зачем же ему надо мстить?

Я красил шлюпку. А тут штурманский кот попался. В ведерке оставалась масляная краска, я по коту прошелся кистью. Как он мяукал!.. А потом от стыда выбросился за борт. С тех пор штурман ко мне цепляется. Рад был бы меня выпороть — нельзя, так стал меня за бунтовщика выдавать.

— Катись,— зевнул жандарм.— И смотри, мне на глаза не попадайся.

Петербург. Департамент полиции. Пока эстонец корпел над переводом, из архива извлекли

данные о марксистской газете «Уус ильм».

5 декабря 1911 года начальник Эстляндского жандармского управления сообщал в департамент: «Согласно имеющихся у меня агентурных сведений, редактирование этой газеты принял на себя Ханс Густавович Пегельман, известный пропагандист Российской социал-демократической партии в Прибалтийском крае, высланный в 1909 году административным порядком в На-рымский край сроком на 4 года, но скрывшийся с места ссылки в Америку». Этим гнездом злоумышленников в Нью-Йорке жандармы давно интересовались. Был даже приказ: добывать номера газеты, переводить статьи на русский язык и составить соответствующую подшивку.

Переводчик встал над столом, потянулся, разминая затекшую за часы работы спину. Хотел пожаловаться на гнетущую жару в кабинете, но не осмелился.

Вызвали специалиста жандармского ведомства по марксистским изданиям. Он пробежал взглядом по переводу текста доставленного из Австралии номера. Криво усмехнулся и сказал, не скрывая иронии:

— Опять этот Ульянов. Теперь мы имеем перевод его статьи с эстонского. А произведение нам уже знакомое. В «Правде» его печатали, когда отмечали год со дня создания газеты.

Переводчик не получил обещанной награды. Рассердилось на него начальство, словно он виноват, что все чаще ленинские статьи печатаются большевиками на эстонском, армянском, грузинском, латышском и других языках народов империи. Пролетарская печать обретала силу, а вместе с ней набирало мощь революционное движение. С этим фактом департамент полиции с тысячами своих агентов — вездесущих ищеек — ничего поделать не мог.

Историю вспять не повернешь.

Н. ДЬЯЧЕНКО