Костёр 1987-12, страница 34

КАТОРЖНЫЕ

РАБОТЫ

РАССКАЗ

Александр ГИНЕВСКИЙ Рисунок А. Борисенко

Шел я в библиотеку как на казнь. В ушах стоял голос Галины Степановны: «Если потеряешь, я не знаю, что с тобой сделаю... Я тебя колесую».

И я потерял, посеял. Книгу про морские раковины. Называется что-то вроде «Каменная застывшая песнь моря». С цветными фотографиями раковин и подводного мира. Галина Степановна даже давать не хотела. «Куда тебе? — говорила.— Книга научная. Половина текста на латыни. А ты латынь не проходил и вряд ли проходить будешь. Учишься-то как?»— «Нормально учусь»,— говорю. «Оно и видно, что не отличник»,— недовольно сказала она тогда.

И вот... Огромными усилиями воли передвигаю ноги. Они подгибаются, норовят свернуть вправо или влево.

Иду и видится мне, будто стою посреди площади, привязанный к позорному столбу.

Недалеко от меня — трибуна. На трибуне у микрофона гневная Галина Степановна. Она размахивает- ручкой, которой расписывается и ставит галочки в библиотечных формулярах. «Он посеял,— несется над площадью,— ценнейшую

библиотечную книгу «Каменная застывшая песнь моря». Он достоин понести суровое наказание. Он его понесет...» И меня... начинают колесовать. Не каким-нибудь колесом от велосипеда «Школьник», а колесом от трактора К-700.

Взмахнули черно-белым флажком в шашечках.

И вот оно мчится откуда-то с глухим шипением тугой резины прямо на меня.

Толпа выдохнула: «Финиш-ш!» Я закрыл гла-за...

Как я открыл дверь, как подошел к столику Галины Степановны, сказал ли «здрасьте»,— не помню. Помню, что хотел сказать: «Я это... ценнейшую...», а сказал: «Можно мне это... помочь вам... Что-нибудь лопатой... покопать... Что-нибудь молотком... приколотить. Что-нибудь тяже-лое-претяжелое поднять там... бросить...»

Она посмотрела на меня внимательно. Потеребила волосы ручкой.

— Бросать у меня ничего нельзя. И ям мне копать никаких не надо. Как тебя звать?

— Ми... мишаил. Ка-ак? Миша?

Да. .

Что-то у тебя, Миша, вид какой-то... Не свежий.

— Вид как вид, нормальный,— говорю.— Дайте мне какую-нибудь работу потяжелее.

— Ну что ж,— говорит,— есть у меня такая. Каторжная...

— Во-во! — обрадовался я.

— Послушай, кажется, я догадываюсь, в чем

дело...

— И вовсе не в том... Вы зря так догадываетесь...— затараторил я. Но тут она, к счастью, сказала: — Пошли, доброволец поневоле. Разберешь новое поступление.

Сразу за стеллажами была маленькая кладовоч-ка.

Галина Степановна включила свет.

— Вот,— указала она на большие пачки. Их было много.— Аккуратно развязывай шпагат. Аккуратно снимай оберточную бумагу и аккуратно ставь книги на полки. На верхние полки ставь с помощью этой лесенки. Понятно?

— Понятно. А потом что делагь?

— Да ты с этим сначала управься.

И она ушла.

Книги были большие, толстые. Кладу их одну на другую — получается столбик кирпичей. Поднимаю его на полку. Расставляю.

Через пять минут я вспотел. Через пять минут мне казалось, что я действительно на каторжных работах где-то в Древнем Египте. И не один. Нас много таких рабов. И у каждого к ноге, чтобы не убежал, приковано на цепи чугунное ядро. Мы чуть не падаем от голода и усталости. Даже к бачку с кипяченой водой для питья нет сил подойти. И поднимаем мы не кирпичи, а каменные плиты. И носим их к египетской пирамиде. Строим усыпальницу для очередного фараона. А рядом надсмотрщики с длинными кнутами под названием «бич». Они размахивают бичами, покрикивая: «Шевелись, шевелись, орлы! Кто не будет шевелиться, тот останется после ужина без мультфильма по телевизору!..»

Приходится шевелиться. Не будешь шевелиться, могут и колесовать. Жестокие времена, чего там говорить...

Я выбился из сил. Присел на каменную плиту, пока надсмотрщик отвернулся. Перевожу дыхание...

Вдруг слышу:

— Что значит «подумаешь, потерял»? И как это потерял? — голос не надсмотрщика, а Галины Степановны.

— Как, как... Как все теряют...

— Что значит «все»?! Ты почему так дурно

отзываешься обо всех? Вот. Смотри. Формуляры таких же ребят, как ты. Толя Щепочник, Аня Ба-бахова, Миша Хвостиков, Давид Чечевидзе...

Мне показалось, что я ослышался.

Они еще долго там спорили. Наконец все утихло. Я выглянул из чуланчика. Галина Степановна ку-да-то вышла. Я бросился к ее столику. Нашел свой формуляр. Подумать только! «О чем поют ракушки» я сдал неделю назад! Вот же и подпись Галины Степановны!

На радостях я бросился в кладовочку. Плиты для усыпальницы фараона замелькали в моих руках. Исчезло ядро, прикованное к ноге. Видно, я его смахнул, когда выбегал из кладовочки. И надсмотрщики с кнутами куда-то подевались. Оказывается, без надсмотрщиков здорово работается.

28