Костёр 1988-04, страница 34

Виктория ВЛРТАН рассказ Рисунок К. Почтенной

Лето кончается.

Жизнь заметно замедляется, село будто отдыхает после праведных трудов, хотя по-настоящему никто из жителей Дзорагета не успокаивается — просто исчезли страхи и тревога за урожай: а вдруг пойдут дожди, от которых полопается прозрачная тугая кожица на ягодах, и пропадут, сгниют на лозе тяжелые гроздья? Мужчины — те, кого не взяли в армию,— все еще заняты на полях, а женщины не спеша прядут пряжу, вяжут теплые носки на зиму для ушедших на фронт. И нам с моим младшим братом скоро возвращаться в город, ему — к отцу, а мне — к матери...

И вот в один из теплых вечеров я, мой младший брат и бабушка Мец-майрик ужинаем, против обыкновения, не на открытой веранде, а в комнате: колем грецкие орехи, которые мы сбили еще днем с нашего огромного орехового дерева, дающего тень не только нам, но и прохожим. Брату уже пора домой к нани — другой бабушке, но он тянет время, не хочет уходить. Мы с братом, в отличие от наших родителей, очень дружны между собой, хотя без драк и у нас не обходится.

— Пошел бы ты, Грантик-джан, домой,— говорит Мец-майрик.— Смотри, нани будет сердиться. Ты же знаешь, какая тебе досталась бабушка: ничего никому не спустит.

Грантик вздыхает — да, конечно, он знает, что нани не подарок. Но он все же умоляюще смотрит на Мец-майрик:

— Ну, Мец-майрик, ну, еще немножко посижу с вами... Мец-майрик сдается:

— Ну ладно, побудь еще немного... Что с тобой поделаешь!

Мы сидим при керосиновой лампе — у бабушки еще не провели электричество — и слушаем какую-то армянскую, древнюю как мир притчу, которую рассказывает Мец-майрик.

Вдруг откуда-то издалека, с гор, доносится рокот — глухой, еле слышный, словно где-то высоко-высоко в небе собирается гроза. На мгновение становится тихо, потом снова слышится рокот, но теперь сильнее, а затем едва ощутимый толчок: со стола катится орех и падает на пол. Мец-майрик бледнеет и молча застывает на месте.

Снова слышится грозное рокотание, будто уже за селом, совсем-совсем близко, почти рядом,— вдруг стены, потолок, пол, вещи в комнате начинают качаться, с потолка на головы сыплется штукатурка... Испуганные, мы вскакиваем с места и в страхе смотрим на Мец-майрик, но и у нее на лице растерянность и страх.

По всему Дзорагету, от одного склона горы до

другого, эхом отдаются испуганные голоса сельчан. Бабушка обнимает нас за плечи, мы прижимаемся к ней, но тут раздается такой оглушительный грохот, затем сильный толчок, и на наших глазах стол медленно кренится, кренится, а пламя в керосиновой лампе начинает плясать и потом внезапно тухнет. В кромешной тьме мы слышим дрожащий голос бабушки:

— Во двор, быстро! Это проснулась Святая гора!

На миг мелькнуло перед глазами видение: старое, одинокое, украшенное разноцветными тряпицами и ленточками дерево на вершине горы, под сенью которого Мец-майрик и я принесли в

жертву петуха, чтобы дядя Сурен вернулся с фронта живым и невредимым. ^

Секунда — и мы во дворе. С нашего склона горы видны дома на противоположной стороне, и мы замечаем, как мелькают огни во дворах, слышим голоса: кто-то кого-то зовет, ищет... Мы же с братом стоим, прижавшись к широким юбкам Мец-майрик, перепуганные насмерть, чувствуя, как земля все еще рокочет, беснуется и кажется вот-вот расколется и поглотит весь Дзо-рагет. Плач, крики обезумевших от страха детей и женщин, мычание перепуганных коров в хлеву, протяжный, леденящий душу вой собак, слившись с грозным подземным гулом, поднимаются к черному небу. Ужас перехватывает мне горло, у меня зуб на зуб не попадает от страха.

Наконец участившиеся толчки переходят в дрожь, дрожь становится слабее и слабее, потом снова толчок, но еле ощутимый, почти незаметный, — и все затихает. Земля, внезапно разбуженная какими-то непонятными силами, засыпает снова непробудным сном.

Село успокаивается, тише становятся голоса, огни больше не пляшут бешено в темноте, повсюду мир и спокойствие. В наступившей тишине из-за забора слышится бормотание нашего старого соседа, дедушки Нерсеса:

— Господи, господи... Ты не раз защитил мой несчастный народ... Спас от резни, от всякой напасти... Защити, спаси нас и теперь от гибели... Аминь... Господи, смилуйся над нами, спаси нас...

Внезапно я почувствовал ужасную слабость в руках и ногах.

— Мец-майрик, пошли в дом,— сказал я. Глаза мои слипались от желания спать. *

— В дом? Нет, только не в дом. Вы тут стойте, а я схожу за постелью — будем спать сегодня во дворе.