Пионер 1956-03, страница 31

которого они, выросшие в католических семьях, привыкли почитать и бояться. Бог—■ победитель дьявола! Бог — создатель грома и молнии! Бог — начальник всех ангелов и архангелов, вооружённых огненными мечами! Бог... И бог отомстит им за этого странного учителя?.. Эффект учительской речи был подобен молнии небесной.

С этого момента никто больше не пытался подшутить над сеньором Тристаном.

Ограничились тем, что придумали для него прозвище: «Монашек». Прозвище это гораздо более подходило к тощей фигуре, постному лицу, вялым жестам и гнусавому голосу учителя, чем его настоящая фамилия. Он всегда говорил о предметах религиозных, и речь его изобиловала возвышенными оборотами и мистическими выражениями. Если он рассказывал истории, то это всегда были жития святых. Если вспоминал об одном из своих друзей, то друг этот обязательно оказывался священником. Если читал книгу, то только религиозйого содержания. Он заставлял детей причащаться. Он угрожал им муками ада и предсказывал им блаженство рая. Он сумел пленить их детскую безудержную фантазию и запереть её в золочёную клетку своих речей, сплетённую из необычайных чудес, из прекрасных сказок, из мистических ужасов.

И все тридцать мальчиков, тридцать певчих птиц, запертых в этой клетке, со страхом и преклонением слушали рассказы «Монашка». Ему подчинялись беспрекословно. Он считался святым. Ведь он никогда никого не наказывал". Впрочем, ученики и не делали ничего, достойного наказания.

Однажды утром, в субботу, на первом уроке учитель, как всегда, торжественным голосом обратился к ученикам:

— Дети мои! Вам уже известно, что я поклоняюсь святому Луису Гон-сага. Теперь он и ваш заступник. Я каждый день молю его за вас. Он поможет мне воспитать вас кроткими и богобоязненными. Вы будете счастливыми, потому что он, святой Луис Гонсага, ваш заступник...

Тридцать учеников слушали, не проронив ни звука, боясь пошевельнуться, поражённые словами учителя и готовые впасть в экстаз.

Учитель казался детям священником, произносящим проповедь. Его скромный столик, словно по волшебству, преобразился в высокий амвон.

— Дети мои, обожаемые мои дети, добрые мои дети, богобоязненные мои дети! Разве не будет справедливым, если и вы принесёте

свою скромную лепту на алтарь вашего святого заступника?

Он ждал ответа. Но все молчали. Дети сидели с раскрытыми -ртами, словно окаменевшие.

Учитель настаивал:

— Отвечайте же! Разве это не будет справедливо? Отвечайте же: готовы ли вы внести небольшое пожертвование в пользу святого Луиса Гонсага, который денно и нощно неусыпно заботится о ваших юных душах?

Один из мальчиков, более храбрый, сказал:

— Да, сеньор!

И тотчас же весь класс нестройным хором, запинаясь и захлебываясь, единодушно поддержал говорившего: - Да, сеньор!

Учитель картинно упал на стул и долго сидел неподвижно, закрыв лицо руками. Казалось, он плакал. Взволнованные дети, не шевелясь, не моргая, смотрели на него. Па-конец учитель вынул носовой платок и провёл им по глазам. Он произнёс:

— Я плачу от радости, дорогие, бесценные мои дети! Вы все добры, как святые! Наш заступник сегодня радуется, глядя на вас с неба. Это, наверно, самый счастливый день в его жизни. Благодарю вас, дети мои! От имени святого Луиса Гонсага благодарю вас!

И он снова замер, сжав руками голову, а дети сидели неподвижно, словно оцепенев.

Учитель заговорил снова:

— Пожертвование, которое вам предстоит внести, невелико: я попрошу у вас по десять сентаво в неделю. Жалких десять сентаво!.. У кого не найдётся такой мизерной суммы? Жалких дссять сентаво!.. Кто из вас не тратит их каждую неделю на пряники и конфеты? Собирая по десять сентаво каждую неделю, мы совершим в честь нашего святого заступника обряд, который назовём «презрение к деньгам». Какую радость доставим мы святому! Как возликует он, узрев, что тридцать самых юных почитателей его, тридцать чистых, незапятнанных душ, тридцать добрых детей выказывают своё презрение к деньгам, кои являют собою прах и бесовское наваждение!.. Святой Луис Гонсага! — возопил он, воздев кверху руки и теперь уже обращаясь непосредственно к святому.— Прими этот дар из чистых рук сих детей! Ибо даже деньги, проклятые, презренные монеты, коснувшись невинных рук дитяти, очищаются от скверны!

Учитель замер на мгновение в религиозном экстазе и затем, снова спустившись с неба

29