Пионер 1988-07, страница 56Но мама закричала: — Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться. Я сказал: — Я ею давлюсь!.. Тогда мама села со мною рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила: — Хочешь, пойдем с тобой в Кремль? Ну еще бы... Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле Царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме: — Конечно, хочу в Кремль! Даже очень! Тогда мама улыбнулась: — Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни— ты должен съесть все до дна! И мама ушла на кухню. А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал — ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал... Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю. А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долип в кашу кипятку. Все равно было скопьзко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, < наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, о быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. £ Потом сразу вернулся и сел за стол. 0 В это время вошла мама. Она посмотрела на. * тарелку и обрадовалась: s — Ну что за Дениска, что за парень-молодец! 1 Съел всю кашу до дна! Ну. вставай, одевайся, рабо-о чий народ, идем на прогулку в Кремль! — И она меня а поцеловала. В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал: — Здравствуйте! — и подошел к окну, и поглядел вниз.— А еще интеллигентный человек. — Что вам нужно? — строго спросила мама. — Как не стыдно!— Милиционер даже стал по стойке «смирно»».— Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно! — Не клевещите. Ничего я не выливаю! — Ах, не выливаете?! — язвительно рассмеялся милиционер. И. открыв дверь в коридор, крикнул: — Пострадавший! Пожалуйте сюда! И к нам вошел какой-то дяденька. Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду. На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться. — Главное, я иду фотографироваться... И вдруг такая история... Каша... мм... манная... Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то... жжет... Как же я пошлю свое... фф... фото, когда я весь в каше?! Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник. А уж это первая примета, что мама ужасно рассердилась. — Извините, пожалуйста,— сказала она тихо,— разрешите, я вас почищу, пройдите сюда! И они все трое вышпи в коридор. А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал: — Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным! Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила: — Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил: — Да.
|