Пионер 1989-03, страница 40

la моем столе толстая пачка писем — двенадцать сантиметров в высоту!— и на первом листочке дата без малого тридцатилетней давности. Читаю: «Здравствуйте, дядя Толя! Меня зовут Вова. Я прочитал Вашу книгу «Вам— взлет!»... Я еще в третьем классе решил стать летчиком. Дела в школе идут хорошо, однако не отлично. Во второй четверти я решил учиться еще лучше, так как летчик должен быть образованным.— И после столь бодрого начала мой корреспондент сообщает нечто неожиданное: — Я знаю одного летчика, который говорит: летчиком быть плохо — и не советует идти в авиационное училище, потому что после каждого полета там дают укол в нос и во время полета адское напряжение...»

Странный летчик попался моему корреспонденту! Для чего бы, думаю, пугать мальчишку такой ерундой? Впрочем, Вова не больно струсил: «Его рассказы меня не напугали, и я буду летчиком. Но я часто задумываюсь о том, что, пока стану взрослым, авиации уже не будет...— Тут понимать надо так: как бы космические достижения, ракетная техника не уничтожили авиацию.— Дядя Толя, посоветуйте, как продолжить образование — учиться до десятого или поступить в техникум?»

Вот такое я получил когда-то письмо.

Хорошее письмо! Парнишка, его написавший, показался мне толковым, знающим, чего хочет, и я с удовольствием ответил Вове.

Ровно через месяц узнаю из новой весточк «Письмо Ваше получил. Дела идут хорошо — в ле и дома. Пожалуйста, напишите: что чит авиации, как подготовляться к поступлению в летную школу, как вы стали летчиком, какие нормы сдавали при поступлении, было трудно???»

Чувствуете хватку? Человек знает, чего он хочет, и старается, как говорят в таких случаях, сразу взять быка за рога: что читать, что сдавать?..

Читаю дальше: «Мы сделали у себя во дворе турник и каждый день занимаемся». Потом следует текущая информация о школьных успехах, новые чисто авиационные вопросы и несколько загадочная подпись БЛВИОсад. Расшифровать эти буквы мне удалось далеко но сразу — «Будущий летчик Владимир Ильич Осадчий».

Перебирая Старые письма сегодня, стараюсь не умиляться, а просто точно вспомнить, как же разви-вались^события дальше. «Извините, что долго не писал, не подумайте, что больше не мечтаю стать летчиком, наоборот, мечта окрепла. Во второй чот верги отметки улучшились...— Смешно, верно? Как же это может быть, чтобы отметки сами собой улучшались? Но Володя писал именно так. Скромничал? Возможно...— Катаемся на пыжах и коньках, увлекаемся фотографией. Книги, названные Вами, прочел и теперь могу отличить некоторые самолеты друг от друга. Дядя Толя, а почему так получается, называют самолет, например. Ту-104, а через месяц появляется Ту-114?» И в завершение письма— рисунок самолета военного времени, штурмовика Ил-2, кстати сказать, очень похожее изображение.

Письмо следует за письмом.

Множатся вопросы: как устроон прибор, измеряющий скорость («про высотомер уже знаю»); может ли

Анатолий МАРКУША

ДОРОГА В

самолет, летящий вертикально, остановиться в какой-то точке, когда «сила двигателя станет равняться силе земного притя_%-жения»? Володю интересует, повысили ли меня «в чине и звании»? Следом за вопросами — копия табеля: русский язык — 4,5, литература— 5,5, алгебра— 5.5. геометрия— 5,5, зоология— 5.5, немецкий язык — 4,5, география — 5,5, пение — 3,4, физкультура — 4,5.., Обратите внимание, пожалуйста, отметки не просто отменные, во второй четверти они идут на повышение! А это значит— Вова слов на ветер не бросает: он человек дела. Правда, жизнь без огорчений не бывает: «Мой турник потерпел «крах»: Алик переломил перекладину!» Дальше следуют новые вопросы: «Зачем, когда проходят медкомиссию, вращают на диске? Что этим проверяют?» Коротко — о спортивных успехах, сдержанно— о неудачах на фотографическом фронте, осторожно — какой предельный рост может быть _у у летчика? (Последний вопрос я пойму до крнца. только когда встречусь с Володей: одлеророс все нормы, вымахал за сто восемьдесят пять сантиметров.) ..J^

В письме № 8 я прочту: «Дела и школе и дома идут хорошо. Каникулы кончились, теперь за дело: надо готовиться к выпускным экзаменам.— Основательный растет мужичок, не откладывает на последний день подгоювку, думаю я. И эта основательность меня* радует А теперь (как всегда) разрешите !ть несколько вопросов: дядя Толя, почему не ;елают планер-самолет, который мог бы долгое время планировать? Ведь когда мотор по каким-либо причинам откажет, летчик немедленно сажает самолет на первую попавшуюся площадку, а будь этот самолет хотя бы наполовину планер, он мог бы еще долгое вройя держаться воздухе... И еще я хочу знать: как портятся пропеллеры на самолете Ту-114?» (Схема вращения винтов изображает два возможных, на Бовин взгляд, варианта.)

Пропускаю многие листки.

Мой корреспондент подрос, окончил восемь классов и поступил в машиностроительный техникум Потом он объяснит свой выбор так: в техникум заспешил потому, что скорее хотелось ощутить себя взрослым, а машиностроительный был не в последнюю очередь выбран потому, что там была... парашютная секция.

Сперва парашют, немного позже планер. Небо не разочаровало Володю. Он шел к своей мечте не самым кратким и далеко не самым легким путем — жил в общежитии, поднимался затемно, чтобы успеть с рассветом на аэродром в надежде сделать еще один прыжок с парашютом, выклянчить лишний полетик на планере. А помимо того, надо было в срок сдавать чертежи, писать контрольные, готовиться к зачетам. Все? Как бы не так! Каждая медицинская комиссия — переживание. Пропустят ли, не ограничат ли, не отстранят ли от полетов? Он был здоров, нормально физически развит, не вел разгульного образа жизни, но так уж устроен этот мир: большинство преданных небу людей, отважных и решительных. медицины боятся как огня.

Из письма № 16: «Сегодня прошел две медицинские комиссии подряд, устал дьявольски. Заключения такие: 1) годен к летной работе без ограничений

38