Пионер 1990-10, страница 46
Wk УЗЕЙ ОДНОЙ КАРТИНЫ Леонид ЯХНИН Ветка на древе искусства Фотография из семейного альбома История, «дым столетий», по выражению А. С. Пушкина, кажется удаленной и отделенной от нас длинной вереницей лет. Но связь поколений, цепочка людей делают такую давнюю историю живой и близкой нам. Случалось мне разговаривать с С. Я. Маршаком. В юности Маршак дружил со старым поэтом Яковом Полонским. Тот, в свою очередь, был знаком с Петром Вяземским, другом Пушкина. Подумать только, меня отделяют от Пушкина всего-навсего три разговора! В одном семейном альбоме я увидел фотографию чем-то мне знакомого человека. — Кто это? — спросил я. — Дедушка Кандинский,— был ответ. — Тот самый?! — Тот самый. Тот самый Василий Кандинский, которого считают отцом современной авангардной живописи, теоретиком и предвозвестником беспредметного искусства, абстракционизма. Перевернутая картина Художник зачастую затрудняется точно назвать тот момент, когда он вдруг понял свой путь, нашел себя. На подобные прямолинейные вопросы у него всегда заготовлена какая-нибудь забавная неожиданная история, почти анекдот. Кандинский рассказывал, что как-то вечером зашел в свою мастерскую и в полумраке увидел прислоненную к стене необыкновенно интересную и совершенно непонятную картину. На холсте был изображен не пейзаж, не портрет, не натюрморт, а что-то абсолютно непонятное. Но сочетание цветных пятен неопределенной формы было очень красиво. Потом оказалось, что это один из его собственных пейзажей, но поставленный вверх ногами. Но именно тоц» гда, как объяснил Кандинский, «мне стало ясно, бесспорно ясно, что предметность вредна моим картинам». Конечно, это в некотором роде шутка. На самом деле Василий Кандинский долго и серьезно шел к своему открытию. И в продолжение всей своей жизни теоретически его осмысливал в книгах и статьях, посвятил этому все свое творчество. А началось все с увлечения русским народным искусством— лубком, базарными раскрашенными игрушками. Студентом Василий Кандинский был очарован и захвачен цветовым фейерверком простой крестьянской избы. «Ясно помню,— писал он позже,— как я остановился на пороге перед этим неожиданным зрелищем. Стол, лавки, важная огромная печь, шкафы, поставцы — все было расписано пестрыми, размашистыми орнаментами. По стенам лубки: символически представленный богатырь, сражение... Когда я наконец вошел в горницу, живопись обступила меня, и я вошел в нее». Многострунный рояль Кандинский шел от цветовых пятен народного искусства, от цветовых поисков Матисса и, наконец, от музыки, от «тайной и прекрасной музыки мироздания». И музыка особенно близка была Кандинскому как художнику. И о своей живописи он говорил музыкальными терминами: «Цвет — это клавиш; глаз — молоточек; душа— многострунный рояль. Художник есть рука, которая посредством того или иного клавиша целесообразно приводит в вибрацию человеческую душу». И действительно, его живописные «Композиции», «Импровизации» музыкальны. Пластическое сочетание линий, пятен, легких рисунков, их наплывы, наложения, пересечения сходны с потоком музыки, волнами и всплесками звуков. Это — начало синтеза, соединения, слияния разных видов искусств, которое сегодня захлестнуло мировую живопись, стало одним из современных ее признаков. Кандинский даже написал сценическую композицию «Желтый звук», где цвет, звук и движение слились в единое целое. Его книги «О духовном в искусстве» (1911 год), «Точка и линия на плоскости» (1926 год) — это теоретическое развитие принципов «беспредметной», эмоциональной живописи, которую он считал одним из направлений, «веткой на великом древе» искусства XX века. 42 |
